– Привет. – Я наклонилась и поцеловала его.

– Поднимаюсь, – предупредил он и, подтянувшись, выбросился из воды. Увидев черный хвост и пояс на бедрах, я в первую секунду растерялась. Он крепко поцеловал меня в губы, уложил на камень и тут же оказался на мне. Я почувствовала его член, но между нами оставались кушак и юбка. Все получилось совершенно естественно. Он прекрасно втиснулся между моими раскрывшимися бедрами, и его хвост поместился там, где у обычного мужчины были бы ноги. Пока мы целовались, я представляла, что ем этот хвост с чесночным маслом. Вот бы пососать его, одновременно наблюдая со стороны. Вывернувшись из-под Тео, я уселась на него и принялась целовать, вытягивая цепочку прикосновений на влажном торсе. Мокрая от океанской воды, покрытая обрывками водорослей и черной мутью с хвоста, юбка раскинулась веером, и я представляла себя осьминогом или актинией: приникала к соскам, шее, рукам, облизывала грудь, ребра, живот.

Спустившись ниже, я остановилась над поясом и, дразня Тео, оттянула край, прижалась губами к внутренней стороне, провела языком по ткани. Сколько же в нее впиталось соли! Интересно, у него много таких кушаков? Меняет ли он их?

Я развязала узел на боку. Член покоился на густой подкладке темных лобковых волос, не напряженный и не расслабленный. Уж не я ли отключила его каким-то неловким маневром? Но и в этом состоянии он был прекрасен: полный, необрезанный, бело-розовый, с двумя круглыми розовыми яичками.

Я поцеловала его, потерлась лицом и щекой – мягкий – и подняла голову. Тео смотрел на меня и улыбался. Я принялась облизывать его, сосать. Во рту пересохло от соли, и язык был как будто из меха. Я взяла его в рот, направила в горло и, поперхнувшись, добавила слюны. Тео застонал и обеими руками взъерошил мне волосы. Член немного окреп, но еще не отвердел, и я, выпустив его изо рта, сжала пальцами, пососала и осторожно подергала. Желаемого результата не получилось. Я облизала яйца, взяла их в рот, уткнувшись подбородком в то место, где начинался хвост. Чешуя оказалась одновременно липкая и жесткая, но яйца пришлись по вкусу – как сырые устрицы.

– Господи, – прошептал Тео и, протянув вниз руку, взялся за дело сам. – Не останавливайся. Не останавливайся.

Конечно, я бы предпочла увидеть нечто иное, романтическую мастурбацию, изящные движения тела в неспешных поисках наслаждения. Но нет. Второй раз за лето мне выпало наблюдать не то, что хотелось бы. Он дрочил отчаянно, терзал член так, словно пытался оживить, доказать мне, что может поднять его и заставить стоять. Может быть, ему просто требовалось больше фрикций, чтобы получить удовольствие. Или от долгого пребывания в соленой воде член онемел и утратил чувствительность. Может быть, так делают мужчины, когда никто не смотрит. Может быть, ему было комфортно в моем присутствии, и я ничуть его не смущала.

– Так хорошо, – прохрипел Тео. – Я тебя чувствую. Сейчас… Господи…

Моя пуся набухла и пульсировала. Я обхватила губами головку члена, сжала пальцами яйца и потерла их круговым движением. Они напряглись. Тео кончил мне в рот. Вкус был не горький, как у некоторых мужчин, но и не сказать, что сладкий. Скорее какой-то женский, с ноткой запаха хвоста, океана и рыбы. Ощущение было такое, словно я облизала его пусю, словно я стала на мгновение янь или инью, в общем, мужчиной, а он – женщиной.

Почему-то я подумала о боге моря, Посейдоне, отце Тритона. Была ли Афродита его любовницей? Нет, ею была Деметра, богиня земли. Они были братом и сестрой, но и любовниками. Тогда как понимать Афродиту на раковине? Сафо воспринимала ее как верховную богиню секса. Согласно Гесиоду, Кронос, предводитель Титанов, оскопил Урана, бога неба, и Афродита вышла из моря, обратившись женщиной из сверкающей пены пролитого семени. Возможно, все они были одним творением. Боги постоянно меняли личину и пол, вселялись, будто переодевались, в новые тела. Даже Посейдон, с его длинной бородой и мускулистой грудью, был в каком-то отношении также и женщиной. Женщина, мужчина, какая вообще между ними и разница? В тот момент она казалась совсем небольшой.

Я ощущала нас как близнецов – двумя нитями одной и той же ДНК или одним яйцом, разделенным надвое, – сиблингов-любовников, как Посейдон и Деметра. По меньшей мере, мы были двумя яйцеклетками в одном лоне. Тео был и лоном, и не-лоном, и я была лоном и не-лоном. Мы были лоном один для другого, сделаны из одного материала и помещались вместе в некоем большем лоне. Мне было так хорошо, и в какой-то момент я подумала: может быть, дело не в Тео? Может быть, я уже хранила его в себе, как и боги хранят в себе один другого? Может быть, чтобы чувствовать себя так хорошо, он и не нужен мне совсем?

Нет, конечно, он был мне нужен, и, наверно, это правильно. Духовная любовь это и есть ощущение своего единства с каждым другим, с собой, со всеми. Если же это не любовь, то сокровищем может быть страсть, пик опыта, достойный боли падения. Так правда или ложь? Столь многое бывает правдой и ложью в зависимости от твоего состояния в тот или иной момент, от твоих чувств. Тогда это казалось любовью.

– Хочу спросить, – набравшись смелости, сказала я, – не согласишься ли ты прийти ко мне домой? То есть на самом деле дом принадлежит моей сестре, но сейчас я живу в нем одна.

– Я бы с удовольствием побывал у тебя дома. И с удовольствием занимался бы с тобой любовью, не оглядываясь постоянно по сторонам, не опасаясь, что кто-то придет.

– Так ты согласен? – с нервным смешком спросила я.

– Да.

– А ты когда-нибудь бывал в домах на суше?

– Да, несколько раз. Много лет назад.

Я не решилась приставать с расспросами.

– Но тот дом стоял очень близко от воды. Вообще-то, это был даже не дом, а заброшенный лодочный сарай на берегу океана, принадлежавший старому рыбаку. Не представляю, как я попаду в дом твоей сестры. По-моему, это слишком далеко. Во-первых, меня не должны увидеть. Как я пройду через пляж?

– Я об этом думаю.

Видя, как сильно взволновало его мое предложение, я не нашла ничего странного в том, чтобы признаться, что размышляю над этим не первый день. То есть махнула на все рукой и решила довериться Тео. Что-то во мне вдруг решило: пусть будет что будет. Либо я отпугну его, либо нет. Зачем таиться, гасить свои страхи и желания? Рядом с ним, под куполом его сверхъестественной ауры, я ощутила в себе ту уверенность, что обычно дает человеку вино. Я расслабилась. Потом, быть может, проиграв и проанализировав все сказанное, я засомневаюсь и пожалею о своей откровенности. И не дай бог, все закончилось бы в ту ночь, когда мы попрощались. Если бы он исчез и я никогда больше его не увидела бы, я винила бы себя за то, что оттолкнула его своей требовательностью и ненасытностью. Но тогда я не чувствовала, что рискую потерять его, поскольку он был со мной.

– Что, если я возьму в магазине тележку для покупок и прикачу ее к океану? Здесь, в Венисе, много людей с такими тележками. Погрузим тебя в нее и прикроем одеялом. Я провезу тебя по берегу, и ты будешь моим секретом. Никто ничего не заподозрит, здесь чудаков хватает.