— Мирка, ты в это веришь?

— Да… И вот еще что. Ты должна спеть эту песню во дворце. Я там буду рассказывать про капитана Лухманова, про его кораблик и про Севастополь тоже. А ты…

— Ты с ума сошел, да?

— Никто никуда не сошел! Ты просто обязана!

— Я же никогда не пела на сцене! У меня голоса никакого!

— Ох уж «никакого»! Не упирайся! Ты просто не имеешь права отказываться!

— Мир, знаешь что? Спой лучше ты! Я дам флешку, ты выучишь в два счета. И музыку приведешь в порядок… А я… нет, я правда помру…

Кажется, она и в самом деле боялась сверх меры. А песня… ну не должна же она пропадать!

— Ладно, давай флешку… — И помотал головой.

Мелодия песни была совсем простая, но не похожая ни на какие другие. И засела в голове накрепко.

…Встреча юных любителей истории прошла, как говорится, на должном уровне. В малом зале дворца — с круглым столом и рядами мягких стульев у стен — собрались человек семьдесят. Те, кто знал Мирослава Рощина и любил его слушать. Ребята пришли разные — от второклассников до рослых парней и девиц. Мак привел с десяток «торпедоносцев». Появились и завсегдатаи клуба: те свое не упустят, если ожидается что-то интересное про город. И даже возникли несколько учителей — знакомых и незнакомых. Был и Брагич с неизменным Эльфом.

Разговор начал руководитель клуба «Резонансы» Евгений Иваныч Долгий, по прозвищу Длинный Джон (или Лонг Джон). Он был не только шеф гитаристов, но и участник множества дел в разных школьных клубах: конферансье в концертах, ведущий всяких конкурсов и турниров, сценарист утренников и вечеров. Он был славный парень, хотя с виду нескладный — высокий и тощий, с блестящими залысинами и в большущих очках-иллюминаторах. Он всегда кипел энергией и не боялся начальства. С Мирославом его связывало давнее знакомство: Лонг Джон не раз устраивал Миру выступления — и «гитарные», и «корабельные». Впрочем, на этот раз у него не было особых хлопот. Он только сказал:

— Привет, почтеннейшая публика! И отдельный привет педагогической общественности! Я с разбега передаю слово Мирославу Рощину, с которым если не все из вас, то многие хорошо знакомы. Сегодня, он выступит с лекцией «Паруса капитана Лухманова». Не пугайтесь термина «лекция»: скучно не будет. На вас повеют океанские пассаты… Мир, давай…

С шорохом приспустились шторы. Мир включил проектор. Возник на экране портрет хмурого человека в морской фуражке — тот же, что в комнате Дядюшки Лира, только громадный.

— Это морской капитан Лухманов… Он никогда не был в нашем городе, но всякими линиями жизни и загадками с нашим городом связан. Здесь почти полтора века назад жила его мама, Надежда Александровна Лухманова, она была писательница, известная в те времена. Здесь жили родственники капитана из семьи купцов Холмогоровых. Их большущий красный дом до сих пор украшает Заречный район, хотя и обветшал. А еще в наш город какими-то путями попала модель кораблика, знаменитого «дедушки русского флота», ботика Петра Первого… Смотрите…

В свете проектора, на высокой подставке, возник кораблик и отбросил на ярко-белый экран большую тень парусов и такелажа.

Мир слегка торжественно произнес:

— Теперь точно доказано, что кораблик этот сделал знаменитый русский капитан Дмитрий Афанасьевич Лухманов…

Мир помолчал несколько секунд и сказал слегка ожесточенно:

— Конечно, многие скажут: «Ну подумаешь, какой-то капитан. Подумаешь, какой-то кораблик. Нам это по́ фигу…» Но есть люди, которым не по фигу. Про них даже песенка написана — из старого радиоспектакля «Паруса Александра Грина». Вот…

Мир дернул струны и нервно, почти сердито пропел:

Песню встретили с пониманием. Похлопали. Но не сильно — почти сразу примолкли с новым ожиданием. Это и понятно: песенка была случайная, Мир выудил ее из эфира неделю назад и решил, что пригодится. А главная песня была впереди. Мир осторожно подводил к ней разговор.

Он рассказывал о жизни капитана, о его плаваниях, о барке «Товарищ», о клипере «Великая княжна Мария Николаевна». А от клипера перешел к Севастополю, из которого однажды приехал в наш город мальчик Валька Федорчук. И о том, как возник «Тайный экипаж корабельщиков», будто перекинулась цепь между двумя городами. И наконец:

— Зоя Вертицкая из нашего клуба этим летом была в Севастополе. И написала песню о севастопольских мальчиках. Наши города и наши ребята во многом похожи, только севастопольцам больше повезло: у них море вплотную, а мы связаны с ним ниточками рек. Но все равно связаны… — Глянул на Мака с его одноклассниками и не удержался: — Недаром у нас тоже есть «торпедоносцы», как в фильме про матроса Ивана Никулина… Сейчас спою, Зоя разрешила… Вертицкая, не вздумай убегать! Ребята, подержите ее там, в дверях!

Возникла короткая суета, и все стихло. И Мирослав запел:

Он был уверен, что песня понравится. Но не ждал такого шумного успеха. Аплодировали, наверно, минут пять. Мир наконец поднял руку:

— Ребята, это ведь не я написал! Это Зоя Вертицкая!.. Зоя, иди сюда! Ребята, приведите ее!

«Торпедоносцы» и гитаристы «Резонансов» с удовольствием привели. Она встала рядом с Миром — тощая, нескладная, с виноватыми блестящими глазками и розовым лицом. Шепотом сказала:

— Зачем это?.. Мир, я тебе припомню…

— Терпи! — хмыкнул он. — Слава всегда мучительна.

— Вот выйдем на улицу, я тебе покажу мучительность…

Но выйти на улицу вместе с толпой Миру не удалось. Длинный Джон как-то скомканно попросил:

— Мирослав, задержись на минуту: есть дело.

— Мы подождем! — обещал верный Мак.

— Не надо. Идите к нам домой, сварите щи из пакета. Я голодный, как целый оркестр духовых инструментов.

Мак и Маша послушались. А Мир с Джоном задержались в уголке, за высокими стоячими цветами, рядом с гардеробом.

Лонг Джон подышал на снятые очки, протер их подолом вельветовой блузы.

— Мир, я вот что хочу попросить… Песня высший класс, только надо вам с Зоей постараться сделать обработку… И потом… я хочу, чтобы в августе ты выступил с этой песней на городском конкурсе «Голоса нашего города». Успех гарантирован.

— Н-ну ладно. Только, Евгений Иваныч… Может случиться, что в августе меня не будет. Если повезет с конкурсом на «Диану». Говорят, есть шансы…