– О чем это вы, мистер Холмс?!

Я оглянулся и увидел, что на пороге стоит миссис Тернер. Глаза ее были красны, было заметно, что она очень страдает.

– Как вы посмели говорить так о моем муже!

Я видел, что мысли Холмса заняты аналитическими выкладками, и, когда он повернулся к женщине, по его лицу догадался, что он собирается сразить ее логическими доводами, что вряд ли помогло бы ей.

– Миссис Тернер, – спокойно проговорил я, – кажется, я велел вам оставаться в гостиной. Вы должны меня слушаться.

Я попытался выпроводить ее из кабинета, но она осталась стоять на месте и не сводила взгляд с Холмса – вероятно, ей просто не хотелось видеть распростертое на полу и прикрытое халатом тело. Я выразительно посмотрел на сыщика, и он, по счастью, меня понял. Черты его слегка смягчились, из них исчезла та резкость, которая порой была присуща Холмсу.

– Миссис Тернер, – промолвил он, – мне неприятно говорить вам это, но ваш муж являлся соучастником страшного преступления. Я твердо убежден, что он не только вымогал деньги у вкладчиков банка, которые доверяли ему… – Тут он на миг запнулся, но добавил: – И что именно он убил вашего жильца, мистера Вулбриджа.

Миссис Тернер покачнулась, и ей пришлось прислониться к дверному косяку.

– Он не мог, он никогда бы такого не сделал, – пробормотала она, дрожа и в ужасе пытаясь осмыслить сказанное.

– Я говорю это не для того, чтобы причинить вам еще б́ольшие страдания, миссис Тернер, – произнес Холмс, – но я почти уверен, что ваш муж дал жильцу большую дозу настойки опиума, в результате чего у того начались галлюцинации и он свалился с лестницы. Входило ли в намерения мистера Тернера убийство, я сказать не могу, однако в любом случае все закончилось плачевно, и это так же верно, как то, что я стою сейчас перед вами. Кроме того, я убежден, что вашего мужа убили, чтобы заставить его замолчать навсегда. Я не знаю, кто его мучитель, но заверяю вас, что обязательно это выясню, хотя бы потому, что, по моему мнению, опасность угрожает и другим жизням.

– Откуда вы знаете? – спросил я.

– Потому что я видел людей, которые ответственны за это преступление, хотя в то время не знал, что за игру они ведут. Я проследил за одним мужчиной от пивной в Лейте до доходного дома в Старом городе. В этой пивной он отдал другому человеку маленький ларчик, и у него потребовали еще три. Можно не сомневаться, что это и была одна из тех посылок, а значит, существуют еще три, предназначенные для той же цели.

Холмс в последний раз огляделся, но, больше не обнаружив ничего интересного, направился к выходу. Возле миссис Тернер он остановился и пристально посмотрел на нее:

– Вы видели человека, который принес посылку?

Потрясенная услышанным, женщина ответила не сразу.

– Я… Я видела, – проговорила она. – Это был мальчик лет десяти-одиннадцати. Я приняла его за рассыльного из банка и не стала расспрашивать про сверток.

– Вот именно. На это и было рассчитано. Ребенок представлял собой идеальное прикрытие.

Я вслед за Холмсом вышел из комнаты; за нами плелся Мортхаус. Мы втроем выбрались из дома.

– Вы не считаете, что нам надо разыскать этого мальчишку, Холмс? – спросил я. – Он может навести нас на след.

– Не думаю, что у нас есть на это время. В любом случае, это фигура незначительная. Если наш противник способен на подобную жестокость, он не преминет устроить так, чтобы мы никогда не нашли паренька, поэтому, разыскивая посыльного, мы подвергнем опасности и его жизнь. Нет, мы должны отправиться на Хай-стрит и выяснить все, что можно, у человека, за которым я следил.

Констебль двинулся следом за Холмсом, но тот предостерегающе поднял руку:

– Мортхаус, то, что здесь случилось, – дело полиции. Я предлагаю вам остаться, чтобы связаться с вашими коллегами и отправить труп мистера Тернера в морг. Подозреваю, что визита инспектора Фаулера не избежать. Настоятельно советую вам сообщить ему обо всем, что нам известно. А мы с доктором Уотсоном возьмем на себя остальное.

Я почувствовал, что Мортхаусу хотелось возразить, так как он тоже мечтал принять участие в погоне за главным подозреваемым. Однако он, очевидно, понял, что у него, как у блюстителя порядка, оказавшегося на месте преступления, нет выбора, и потому неохотно подчинился.

– Уотсон, вероятно, ваш армейский револьвер сейчас не при вас? – спросил Холмс.

– Я никак не думал, что он может понадобиться мне на медицинском факультете, – ответил я.

– Тогда мы быстро заедем за ним домой. Боюсь, без оружия нам придется туговато.

В тот миг я вынужден был признаться самому себе, что возможность вновь принять участие в погоне бок о бок с Холмсом доставляет мне колоссальное удовольствие. Я приехал в Эдинбург, чтобы отдохнуть в компании своего друга, а также получше узнать своего родственника, однако что-то не давало мне наслаждаться отдыхом в должной мере. Когда мы возвращались к дому Патрика, я мысленно обратился к последним нескольким дням и наконец понял, чт́о мне мешало. Я выехал из Лондона в отличном настроении, но, очутившись в Эдинбурге, столкнулся с необходимостью отвечать самому себе на сложные вопросы, к которым был пока не готов. От подобных вопросов никуда не деться, но можно отложить их и запереть где-то в дальнем уголке своего сердца, до поры до времени не вытаскивая на свет божий, пока не будешь готов их решить. Для меня это время еще не пришло. Я был признателен Патрику за его предложение и понимал, что он руководствуется лишь моими интересами. Однако кузен невольно подтолкнул меня совершенно в ином направлении. Телесная рана, полученная мной в Афганистане, почти затянулась, но раны душевные оказались куда глубже, и для их заживления требовалось куда больше времени.

Мы с Холмсом высадились из кэба и зашли в дом. Я побежал наверх, в свою комнату, за револьвером, лежавшим у меня в чемодане, а Холмс отправился на кухню, чтобы прихватить с собой немного съестных припасов, так как мы неизбежно должны были пропустить ужин. Когда я спускался по лестнице, в передней меня уже дожидался Патрик.

– Джон, с тобой все в порядке? – спросил он. – Ты так внезапно ушел с факультета, что я забеспокоился, однако мне пришлось продолжить занятия со студентами.

Я кивнул и положил ладонь на его руку:

– Я отлично себя чувствую, Патрик, уверяю тебя.

Вообще-то я собирался поговорить с кузеном завтра, но понял, что в нынешних обстоятельствах более подходящего времени, чем сейчас, может и не найтись. Я отвел Патрика в гостиную и объяснил вернувшемуся из кухни Холмсу, что ему придется подождать меня несколько минут. Даже мне было заметно, что сыщик изнывает от нетерпения, хоть и старается это скрыть, и все же я непременно должен был уладить дело с кузеном.

Патрик подбросил в камин полено, чтобы пламя опять разгорелось, и повернулся ко мне, заложив руки за спину: