– Я правильно понял, Джон, что ты наконец принял решение?

Я кивнул, но не сумел сразу заставить себя заговорить. Неужели в глубине души я все еще колебался? На пути с факультета домой я все хорошенько обдумал, но сейчас, приблизившись к точке, откуда уже не было возврата, вдруг снова почувствовал сомнения. И тем не менее я сказал:

– Да, принял, Патрик. Ты должен понимать, что сделал мне весьма заманчивое предложение, и я в неоплатном долгу перед тобой. Но, боюсь, мне придется отклонить эту возможность.

Патрик изо всех сил постарался скрыть охватившие его чувства, однако за время знакомства с Холмсом я сделался внимательнее к проявлению тайных чувств и не преминул заметить, что кузен чуть нахмурился и на лице его мелькнуло разочарование, однако вслух он сказал:

– Ты должен поступать так, как считаешь нужным, Джон. Можно узнать, что повлияло на твое решение вернуться в Лондон?

– Мне было трудно отказаться от представившейся возможности, – ответил я, – но я решил, что мне не пойдет на пользу, если я с головой уйду в проблемы военно-полевой медицины. Я должен двигаться дальше, а эти занятия заставили бы меня вновь и вновь переживать свой военный опыт.

– Нечто такое я и подозревал и был бы слеп, если бы не замечал этого. Но все же я надеялся, что ты думаешь иначе. Значит, ты вернешься в Лондон вместе с мистером Холмсом?

– Да. В данный момент именно это представляется мне самым правильным. Жаль, что в течение этой недели ты так и не сумел узнать получше моего друга. Он чрезвычайно интересный человек. Что ж, ладно. В настоящее время у меня есть отличное занятие: я, если угодно, биограф Холмса, а также его товарищ и коллега. Я не слишком удивлюсь, если со временем будет опубликована целая книга о наших с ним приключениях. Ты и вообразить не можешь, какие расследования ему порой приходилось вести!

Патрик улыбнулся, подошел, пожал мне руку и обнял меня за плечи:

– Пусть это будет не последняя наша встреча, Джон. Ты мой родственник, и здесь тебе всегда рады; надеюсь, ты знаешь об этом! Я бы очень огорчился, окажись эта возможность узнать друг друга единственной. Впрочем, пока рано об этом говорить, мы ведь увидимся завтра, перед вашим отъездом!

В это мгновение я явственно ощутил за дверью какое-то движение.

– Конечно, Патрик. Прости, боюсь, у нас с Холмсом есть неотложное дело.

Я повернулся и распахнул дверь. Передо мной стоял мой друг, по-прежнему сгорающий от нетерпения.

– Итак, Холмс, вы готовы? – улыбнулся я.

Он уже подошел к входной двери и открыл ее.

– Готов, Уотсон, а вы?

Я приблизился и встал на пороге, выглядывая на улицу и надевая шляпу:

– Я тоже.

Когда мы приехали на Хай-стрит, уже вечерело; в этом районе, как и во всем городе, было шумно и многолюдно, но здешняя атмосфера выглядела далекой от приятной и расслабляющей. Тут не было оживленной суеты людей, спешащих по своим делам (по крайней мере, по делам, достойным джентльменов), нигде не прохаживались супружеские пары или большие семейства, вышедшие подышать свежим воздухом. Здесь царили запахи и звуки трущоб. Их обитатели жили в больших доходных домах, которыми была застроена главная улица, а время проводили в питейных заведениях. Как-то, в один из спокойных дней, Патрик принялся рассказывать мне об истории города, и, узнав, как развивался Эдинбург, я стал лучше понимать это место.

Новый город, в котором проживал Патрик, возник сравнительно недавно, его формирование завершилось уже в девятнадцатом столетии. Перенаселенный Эдинбург нуждался в расширении границ, поэтому среди архитекторов и декораторов был объявлен конкурс на разработку огромного нового квартала, куда переехали знать и богачи. Средневековые улочки и многоэтажные дома Старого города отличались перенаселенностью, а расширяться было уже некуда, ибо старинные кварталы лепились по склону скалы, на которой высился Эдинбургский замок. Некогда городские стены давали защиту в случае вражеского нападения, нынче же на улицах Старого города трудились кожевники и мясники, а в многочисленных доходных домах обитал рабочий люд. Стоило ли удивляться, что жизнь в тесноте и нищете была тяжелой: здесь процветали опасные недуги, а преступление рассматривалось как образ жизни. По пути к месту назначения мы видели, что возле пабов слоняется множество бездельников, которые пристают к прохожим и затевают потасовки при полном бездействии полиции. Я нашел ситуацию непростительной, но в то же время вполне объяснимой, учитывая обстановку, в которой жили эти люди.

Холмс устремился наверх по холму, остановившись у одного из проулков по правой стороне улице. Оттуда доносился такой гам, что выдерживать его было трудно даже на расстоянии. Я поразился, как можно обитать в подобном месте, но тут же упрекнул себя за такие мысли и напомнил себе, что живу в Лондоне, в относительном довольстве, и не должен забывать, что большинству людей в нашей стране повезло гораздо меньше.

– Мы на месте, Уотсон, – сказал Холмс. – Вчера я проследил за человеком, который говорил с мужчиной со шрамом в лейтской пивной. Очевидно, он живет в этом доходном доме. – Холмс указал на ближайший к улице подъезд. – Вопрос в том, что нам теперь делать.

– Ну как же, мы должны зайти внутрь, найти его и сдать в полицию, разве нет?

Сыщик покачал головой, уставившись на дверь подъезда:

– Но что это нам даст, Уотсон? Ну, арестуем одного преступника. Не надо забывать, что угроза по-прежнему не устранена и у человека, которого мы ищем, возможно, остались еще три адские посылки. На кону стоят человеческие жизни.

Мы отошли в сторону и отыскали укромный уголок, где могли спокойно караулить добычу, делая вид, будто обсуждаем какие-то дела. Я стоял спиной к проулку, а Холмс обшаривал взглядом улицу в поисках нужного нам человека.

– Я не удержался и подслушал ваш недавний разговор с кузеном. Вы уверены, что поступили правильно, решив вернуться в Лондон?

– От вас ничто не ускользнет, да, Холмс? Даже частная, конфиденциальная беседа?

Мой друг улыбнулся:

– Если вы заводите речь о подобных делах, когда поблизости бродит сыщик, то это неизбежно, дорогой Уотсон.

– Да, я понимаю. Что касается вашего вопроса, то – да, я уверен, что принял правильное решение. Преподавать на медицинском факультете – замечательное дело, и я надеюсь, что однажды попробую им заняться, но сейчас я не способен все бросить и уехать на другой конец страны, когда я только-только освоился в мирной жизни. Я чувствую, что обрел в Лондоне прочный фундамент, на котором мог бы построить новую жизнь, и не готов от него отказаться. И потом, Холмс, кто-то ведь должен вести записи о ваших расследованиях. Вы согласны?

– Тьфу! – произнес он своим обычным насмешливым тоном. – Вы опять носитесь с этой своей навязчивой идеей! Тише… – Он прижал к губам указательный палец и быстро обогнул меня.