Лорд Розем по-прежнему смотрел на огонь.

— Ваша матушка… — продолжала Урсула, но лорд Розем оборвал ее:

— Моя матушка! — Он буквально выплюнул эти слова. — Моя матушка хочет внушить вам, что я мучительно страдаю от давно утраченной любви!

— Это не так? — уточнила Урсула.

— Не так.

Она смутилась. Взгляд лорда Розема опровергал его слова.

— Тогда почему…

Вопрос повис в воздухе.

Лорд Розем нетерпеливо разгреб огонь кочергой.

— Моя мать обожает ворошить прошлое. Мне было девятнадцать лет. Лиззи была сестрой моего друга, с которым мы учились в Кембридже. О помолвке знали только наши семьи. Через несколько месяцев после того, как мы обручились, Лиззи с присущим ей упрямством заключила пари, что победит своего кузена на скачках — отсюда до Корби. Ее лошадь не смогла перескочить через ограду. Лиззи так и не пришла в сознание и вскоре умерла.

Урсула протянула руку, пытаясь коснуться его плеча, но лорд Розем порывисто отстранился.

— Вскоре после ее смерти я узнал правду, — горько сказал он. — Лиззи никогда не любила меня. Ее благосклонность распространялась на многих. Конечно, семья Лиззи все знала. Только я был слеп. Младший сын, без всяких шансов получить титул и наследство, — надо было быть глупцом, чтобы не догадаться.

Урсула поймала себя на том, что смотрит в незнакомые глаза — глаза, исполненные ярости и тревоги, отражающие упорную борьбу в попытке удержать эмоции, которые угрожали затопить их обоих.

— Вы слишком молоды, чтобы понять меня, — наконец произнес он, пренебрежительно поджимая губы.

Урсула покраснела.

— Думаете, я не понимаю?! — воскликнула она. — После всего, что случилось, у вас хватило дерзости сказать, что мне незнакома боль потери? Я потеряла все!

Глаза Урсулы наполнились слезами. Лорд Розем стоял не более чем в двух шагах от нее, по пропасть между ними еще никогда не казалась такой широкой, как сейчас.

— Теперь у вас есть титул, милорд, — продолжала Урсула, и ее голос дрогнул, когда она попыталась совладать с собой. — Несомненно, многие благородные девицы будут счастливы выйти за вас замуж. А может быть, подыщете себе американскую наследницу? Или лондонскую хористку? Или вдовушку вроде леди Эштон?

Лорд Розем недоуменно моргнул.

— Леди Эштон?

— Я не беспомощное дитя, которое нуждается в вашей защите! — выкрикнула Урсула.

Лорд Розем приподнял бровь.

— А я никогда этого и не утверждал.

— И я не собираюсь принуждать себя, давая согласие Тому Камберленду!

Лорд Розем пристально взглянул на нее.

— Думаете, я хочу, чтобы вы вышли за Тома Камберленда?

От огня исходил нестерпимый жар. Атмосфера в комнате буквально полнилась предвкушением. Урсула с дрожью ощутила, как между ней и лордом Роземом проскочило нечто вроде электрического разряда. Это чувство было мимолетным, как блеск молнии.

— Я не знаю, что думать. — Она вглядывалась в его лицо, но видела на нем лишь решимость и суровость. — Простите, что помешала вам. Мне пора идти спать. Спокойной ночи, лорд Розем.

— Спокойной ночи, Урсула.

Поздно вечером она услышала шаги на лестничной площадке. Кто-то остановился возле ее двери; был виден свет лампы, которую человек держат в руках. Девушка тихо встала и взяла со столика под окном оловянный подсвечник. Она подняла его над головой и двинулась к двери. Урсула отчасти была готова к тому, что некое чудовище сейчас ворвется в комнату и застрелит ее точно так же, как и отца. Она подстерегала врага у порога, едва дыша.

Тень двинулась прочь от двери, и Урсула услышала, что шаги удаляются по коридору. Все еще держа подсвечник, она медленно повернула ручку свободной рукой и выглянула на площадку.

Узкий коридор был тусклым и мрачным, слабый свет лампы мерцал вдалеке. Она готова была рассмеяться от облегчения. Затем Урсулу охватило волнение: о чем думал лорд Розем, когда стоял у порога ее спальни? Она тихо затворила дверь. В спальне не горел камни, так что она быстро забралась под одеяло и закуталась. Девушка лежала, пытаясь успокоиться и заснуть, а затем поймала себя на том, что вновь и вновь мечтает, что могло бы случиться, если бы он вошел…

После беспокойной ночи, исполненной туманных и запутанных видений, Урсула проснулась с головной болью. Она позвонила, чтобы служанка принесла ей горячую воду и свежее полотенце, и постаралась привести себя в порядок. Она двигалась быстро: в спальне было холодно, хотя утром затопили камин. Горничная баронессы выстирала, отгладила и приготовила для нее темно-синий прогулочный костюм (Урсула носила траур). Девушка оделась и повесила на шею медальон матери на золотой цепочке — тот самый, в котором хранилась отцовская фотография. Затем натянула прочные кожаные сапожки для прогулок и спустилась вниз.

Старинные часы в коридоре пробили девять. Вдовствующая баронесса предпочла завтракать у себя в комнате, и Урсула обнаружила, что в столовой она одна. Она положила себе немного омлета, налила из серебряного чайника крепкого чаю, но отодвинула тарелку, едва проглотив кусочек. Урсула пыталась избавиться от мрачных мыслей, но воспоминания захлестывали ее. Она видела отца, упавшего рядом, его остекленевшие глаза. Она слышала, как визжит миссис Стюарт, чувствовала, как ее отрывают от тела… Урсула энергично потерла виски. Нужно крепиться.

Обычно в это время, прежде чем слуги начинали убирать со стола, лорд Розем возвращался с утренней прогулки; рядом с ним неизменно бежали два шотландских колли. Выглянув в двустворчатое окно картинной галереи, выходящее на лужайку, Урсула нигде не заметила хозяина дома.

Затем она услышала голоса со стороны личного кабинета лорда. Урсула торопливо прошла по коридору, но прежде чем она успела войти в кабинет, до нее отчетливо донеслись слова инспектора Гаррисона и лорда Розема. И тон собеседников, и смысл заставили девушку замереть и прислушаться.

— Что вы можете мне предложить? — спросил Гаррисон.

— Пять тысяч фунтов.

— Чтобы купить его молчание по поводу экспедиции Рэдклифа?

— Да.

— Обвинение в убийстве, пусть даже двадцатилетней давности, не так уж просто замолчать.

— Вы слышали мое предложение.

Урсула не разобрала ответ Гаррисона. После небольшой паузы инспектор снова задал вопрос, очень громко и отчетливо:

— А как же обвинения против мисс Стэнфорд-Джонс?

— Меня волнует лишь то, — отозвался лорд Розем, — чтобы репутация семейства Марлоу не пострадала. С мисс Стэнфорд-Джонс можете делать что угодно. Это забота Пембертона, а не моя.

Фамильярность Гаррисона удивила Урсулу. Этот разговор разительно отличался от того, который состоялся в ее присутствии в гостиной дома на Честер-сквер.