Филипп Тамс опаздывал, и я решила сначала сходить в архив. Сегодня, когда мой разум еще не полностью проснулся, там внизу стало еще страшнее, чем в предыдущие дни. Холодные пальцы тьмы преследовали меня до самого вестибюля, так как небо было затянуто густыми тучами, а солнце вставало все позже и позже.

Однако когда рыжеволосый мальчик вошел в библиотеку с толстой стопкой газет, неприятное ощущение немного растворилось, и я вытерла испачканные чернилами руки о свою темную юбку.

– Доброе утро, мисс Крамб, – слегка растянуто поздоровался он, из-за чего его слова прозвучали невнятно.

– Доброе утро, Филипп, – отозвалась я, доставая из кармана юбки два шиллинга. – Вот, – сказала я, протягивая ему деньги, которые он взял с широкой ухмылкой. – Филипп, подожди, ты не мог бы выполнить одно поручение? – прямо спросила я, и он с любопытством взглянул на меня.

– Конечно, куда? – тут же поинтересовался он и весьма неэлегантно шмыгнул носом.

– В студенческое общежитие. Ты можешь оставить там записку от меня? – быстро объяснила я и подала ему аккуратно сложенный листок бумаги.

Он взял листок, повел носом, заставляя веснушки плясать, а затем поднял уголок бумаги, чтобы разобрать надпись под ним.

– Не читай, – строго напомнила я ему, и он робко положил записку в карман куртки.

– Это для вашего любимого человека? – нагловато спросил он, и я подняла бровь.

– Для моего брата, – все же ответила я. Мальчишка широко ухмыльнулся.

– Потому что у вас нет любимого человека? – поинтересовался он, и это было для меня уже слишком.

– Почему ты интересуешься? Не слишком ли я стара для тебя? – Я перешла в наступление, и усмешка мгновенно исчезла с его детского лица.

Он преувеличенно надул губы, а между его светлыми бровями залегла небольшая складка.

– Да, возможно, – со всей серьезностью буркнул он, а потом опустил взгляд. – Но вы такая красивая, – вырвалось из его уст, и его бледные щеки вспыхнули так сильно, что жар поднялся даже до лба.

Мне нечего было сказать, его слова лишили меня дара речи, и я не знала, считать ли мне его слова лестными или глупыми.

– Спасибо, Филипп. – Я заставила себя произнести эти слова, когда тишина слишком уж затянулась, и Филипп Тамс быстро наклонил голову, прежде чем снова натянуть шапку на красные уши, и побежал на улицу.

Я разобралась с возвращенными книгами и рассортировала их до того, как пришел Оскар и помог мне их убрать. Как только я начала повторять алфавит в голове, чтобы найти подходящее место для книги в моих руках, кто-то окликнул меня сзади.

– Ани, – сказал знакомый голос, и я изумленно повернула голову.

– Генри! – удивленно воскликнула я, и тут же постаралась говорить, как можно тише. – Ты уже получил мою записку? – рассеянно спросила я, не представляя, как такое могло произойти за такое короткое время.

– Нет, но ты должна сделать мне одолжение, дорогая сестра, – попросил он меня, и по его льстивому тону я поняла, что он просит меня солгать ради него. Он всегда так говорил, когда в чем-то провинился, и мне приходилось его прикрывать.

Я громко вздохнула и кивком головы дала ему понять, что он должен проследовать за мной. Мы зашли в комнату, и я закрыла за нами дверь.

– Что мне нужно для тебя сделать, Генри?

Мой брат нервно провел рукой по волосам. Он казался растерянным, беспокойным, и нервозность проступала у него на лице красными пятнами.

– Мама в городе, – сообщил он.

– Я знаю, – громко вздохнула я. Как же мне не знать.

– Она навестила меня. В моей комнате, в общежитии. Без предупреждения. Я не знал, что она здесь! – продолжил рассказывать брат, и, казалось, он был крайне взбудоражен этим происшествием.

– Со вчерашнего обеда, – сказала я ему. – Так в чем проблема? Ты был без штанов? – пошутила я, чтобы избавить его от нервного напряжения, витающего в комнате, хотя это было необязательно. Однако это не помогло, так как Генри явно не мог посмеяться над этим.

– Брошь, размером с твою ладонь, в виде журавля, украшенная маленькими синими камешками, – внезапно вырвалось из его уст. – Ты должна сказать, что она твоя. Пожалуйста, Ани! Я знаю, что мама не поверила мне. Она спросит тебя о ней, и ты должна сказать, что она твоя! – настойчиво проговорил он, сделав несколько шагов ко мне.

– Это все? – пораженно уточнила я, глядя в его затравленные глаза. – Речь идет о броши?

– Да, – подтвердил Генри и взял меня за руку. – Ты сделаешь это? – с надеждой спросил он, и я улыбнулась этому сердечному жесту. Когда он взял меня за руки, мне показалось, что мы снова стали детьми, которые жили вместе, делили друг с другом комнату и вместе делали глупости, доводя мать до безумия.

Все это звучало немного смешно. Я рассчитывала на худшее, учитывая весь этот спектакль, который он здесь разыграл только из-за броши. Одной единственной броши, которую моя мать, очевидно, восприняла как женскую, и которая, как утверждал Генри, была моей.

Любопытство постучало в дверь и попросило зайти. И вместе с этим невольно поднялось и мое настроение, которое, как я полагала, сегодня совсем не улучшится.

– Конечно, – согласилась я, сжимая его пальцы, которые цепко сомкнулись вокруг моих.

Чувствовалось, как у него с души упал камень, улыбка вернулась на его губы, и он вздохнул.

– Спасибо, Ани. Ты спасаешь меня. Снова, – признался он, и я улыбнулась ему в ответ. Но не без того, чтобы устроить ему засаду.

– При одном условии, – сорвалось с моих губ, и Генри напряженно зажмурил глаза, словно эта фраза растворилась бы, если он не будет на меня смотреть.

– Ох, Анимант! Не делай этого, – попросил он меня, убирая руки.

– Ты скажешь мне, кому на самом деле принадлежит эта брошь и почему мама не должна знать об этом, а я, в свою очередь, скажу, что она моя, – озвучила я условия, коварно усмехнувшись.

Генри презрительно фыркнул.

– Ты такая же любопытная, как и она!

Я пододвинула стул, стоявший у стола позади меня.

– Что-то же у нас должно быть общее, – возразила я и манерно села.

Брат неодобрительно посмотрел на меня, пару раз вздохнул и выдохнул, а потом окончательно сдался.

– Ты не должна никому об этом рассказывать. И ни в коем случае отцу или матери. Это понятно?

– Понятно, – сказала я, и Генри сел напротив меня. Он потер ладонями глаза и громко фыркнул.

– Я обручен, – тихо произнес он, и мое сердце забилось от шока.

– Ты обручен?! – воскликнула я гораздо громче, чем стоило, и он тут же отнял руки от глаз, чтобы прижать их к моему рту.

– Ани, ты с ума сошла?! Не кричи так!