Мне нужно было переварить это. Мой собственный брат обручен и никому об этом не сказал. Даже мне. Я почувствовала себя оскорбленной и немного преданной.

– Почему ты хранишь это в секрете? – спросила я, и он, казалось, увидел боль на моем лице, потому что он тяжело сглотнул и отвел взгляд, чтобы ему не пришлось смотреть в мои обвиняющие глаза.

– Это не так просто, – фыркнул он, и я попыталась успокоиться, уцепившись за мысль о том, что у моего брата наверняка были веские причины сказать мне об этом только сейчас.

– Она замужем? – поинтересовалась я, так как это было первое, что пришло мне в голову. Генри пораженно взглянул на меня.

– Нет! – сразу опроверг он, словно это была полная бессмыслица, а потом словно перестал сдерживать себя. – Она еврейка, – признался он, и я втянула воздух.

Еврейка? Как он очутился рядом с такой девушкой?

Евреи имели не очень хорошее положение в обществе. Они считались отбросами, неполноценными и фанатичными. У меня никогда не создавалось впечатления, что эти люди отличаются ото всех остальных, но, к сожалению, я была одинока в своем мнении.

– Отец убьет тебя, – застонала я, выдыхая вместе со словами остановившийся воздух, который чуть не заставил мои легкие лопнуть.

– Я знаю. – И Генри спрятал в руках лицо. Мне было жаль его. Я бы тоже не хотела рассказывать нашему глубоко англиканскому отцу что-нибудь подобное.

Но Генри снова взял себя в руки, отбросил тревожные мысли и серьезно посмотрел на меня.

– Зачем ты прислала мне записку, – поинтересовался он, и меня удивило, что он вообще вспомнил об этом.

Я махнула рукой.

– Ах, Генри, мои проблемы по сравнению с твоими просто нелепы, – ответила я.

– Но ты все-таки расскажешь? – уточнил он.

– Мама сводит меня с ума, – начала я, и на лице Генри появилась улыбка.

– Это я могу себе представить. – Его улыбка успокаивала меня. Он снова стал похож на моего старшего брата, который был рядом со мной и прояснял мои мысли, когда я запутывалась в них.

– Я не уверена, что еще долго смогу продержаться рядом с ней в доме дяди Альфреда. Кто-то из нас должен уйти. И раз уж она согласна на то, чтобы я осталась здесь до конца месяца, то, наверное, это должна быть я, – объявила я свое решение, и Генри удивленно посмотрел на меня.

– Ты хочешь съехать? – недоверчиво спросил он, и я решительно кивнула.

– У тебя есть идеи получше? – поинтересовалась я, надеясь на положительный ответ. Но взгляд его стал задумчивым и примирительным.

– И где ты будешь жить?

– Я надеялась, что ты сможешь мне с этим помочь, – сообщила я и сложила руки на коленях.

Он глубоко вздохнул, вытер ладони о брюки и сел в кресло.

– Так ты зарабатываешь достаточно, чтобы снимать квартиру?

– Я не знаю, – робко ответила я, надеясь не покинуть эту комнату без предложенного решения.

– А как насчет комнаты для персонала? – поинтересовался Генри с надеждой в голосе, и я навострила уши.

– Комната для персонала? – спросила я.

– Да. Мой знакомый жил там, когда пытался работать здесь. Он продержался три дня, а потом вернулся к своей семье в Уэльс, – рассказал брат. – Это маленькая комната в здании для персонала, которую тебе предоставят, раз ты работаешь помощницей библиотекаря. Тебе, наверное, придется обратиться к мистеру Риду, чтобы узнать, подойдет ли тебе этот вариант.

Волна облегчения захлестнула меня, я поднялась со стула и обвила руками шею Генри.

– Спасибо, – прошептала я ему в ухо, и он тихо рассмеялся.

Никогда бы не подумала, что решение найдется так быстро. Я бы переехала в маленькую комнату на три недели и, таким образом, дала бы себе возможность немного отдалиться от матери. Это было просто и практично, мне нравится.

Мне просто нужно было пересилить себя, чтобы обратиться к мистеру Риду, и это вызывало боли в животе более сильные, чем могли возникнуть от тостов с бобами и трех кексов.

Я взяла книги для Элизы и передала ей их через окно моей каморки. Мы не смогли поговорить, потому ей нужно было возвращаться на лекции, но она заверила меня, что мы скоро встретимся, и тогда у нас будет больше времени для разговора. Я быстро попрощалась с ней и закрыла окно прежде, чем кто-нибудь успел нас заметить.

Эйфория, которую я чувствовала до этого, снова охватила меня, но в очень мягкой форме, и тут же полностью улетучилась после того, как я встретила мистера Рида, зная, что все еще хочу поговорить с ним в его кабинете.

Однако я не могла этого сделать, поэтому я избегала его и сначала рассортировала его почту, прежде чем положить ее на стол в его кабинете.

Наступил полдень, и я старалась не думать о том, что мама снова воспользуется моим перерывом. Я взяла пальто и поспешила на улицу как раз вовремя, чтобы успеть перехватить ее снаружи и она не смогла снова унизить меня перед мистером Ридом.

Как и предсказывал Генри, она действительно спросила о броши, которую видела у него. Я сделала удивленное лицо и с облегчением призналась, что думала, что потеряла ее.

Мама казалась удовлетворенной, и я сглотнула комок, образовавшийся в горле при мысли о Генри и его положении.

Он заставил меня поклясться, что я не расскажу об этом ни нашим родителям, ни кому-либо другому, а взамен пообещал мне, что очень скоро я познакомлюсь с его дорогой Рейчел. Он доверял мне, и я не стала бы злоупотреблять его доверием.

Разговоры мамы и тети Лиллиан о правильном гардеробе для осени, бале в следующую субботу и идеальной погоде прошли мимо меня, я молча пила свой чай, который помог мне немного справиться с головной болью и слегка взбодрил. Однако ему не удалось прогнать мое беспокойство.

– Что ты об этом думаешь, Ани? – спросила мама, но я совершенно не слушала, погруженная в шум множества голосов в зале и ветер за окнами, и мне хотелось, чтобы у меня была с собой книга.

– Прошу прощения, что? – вежливо переспросила я, и мама неодобрительно нахмурила брови.

– Твое платье, Ани. Для субботнего бала, – посвятила она меня в тему разговора, и я крепче сжала чашку.

Бал. Я почувствовала себя совершенно иначе.

В прошлую субботу я еще верила, что с нетерпением жду этого события, представляла, как приятны будут мои разговоры с мистером Бойлем, и как легко было бы не думать о том, чтобы отпугнуть любого мужчину при первом контакте, только бы маме не пришла в голову мысль свести меня с ним.

Но теперь она снова здесь, женщина с хорошими намерениями. Идеальная мать, за которую дрались бы другие брошенные дочери. Но конечно, у этой инициативной дамы был неблагодарный, упрямый ребенок, который предпочитал иметь дело с пыльными книгами, а не с батистовыми тканями и тонкими хитростями женского флирта.