Медведь остался в своем репертуаре — вытянул у подруги сведения. Но раз он еще за меня, значит, точно хуже ничего не будет…

* * *

Домой я возвращалась в приподнятом настроении, с пачкой бумаги и черными маркерами. Элеонор поглядывала на меня, наверняка принимая мой новый настрой на свой счет.

— Вечером у нас гости, — сообщила вдруг. — Дэниэл приедет с родителями.

Я перевела на нее взгляд:

— Не уверена, что мне есть дело.

— Дана, я бы не хотела это обсуждать, — неожиданно сдалась она, забыв все свои дипломатические уловки. Устала? Кто угодно устал бы. — Давай просто проведем этот день также хорошо, как и планировали.

— Окей, — решила пойти навстречу. — Во сколько?

— В шесть, — оживилась она.

— На пару часов. Не больше.

— Дана…

— Или вообще не выйду, — отвернулась я.

— Боже, как с тобой тяжело! — послышалось глухое сзади.

— Думаешь, мне легко в этом дурдоме, который вы устроили с отцом?

Все, что меня держало — это Сезар, который смог до меня дотянуться даже в этих условиях.

Я вышла из машины, стоило ей остановиться у ворот, и направилась пешком по дорожкам через сад, пытаясь успокоиться. За мной молчаливо следовал охранник, успевший засечь этот мой маневр. Как же это достало!

Я прижимала к груди коробку как самое дорогое. Не терпелось добраться до двойного дна. По весу там было что-то внушительное. И что Сезар мог мне передать?

Добравшись до комнаты чуть ли не бегом, я сбросила туфли и метнулась в ванную. Там, усевшись на полу, снова сняла крышку. Вот теперь можно было не скрывать эмоции, и порочная улыбка скользнула по губам. Прошел всего день, а я уже изнывала от тоски по прикосновениям Медведя. Пальцы цепляли тонкое кружево, касались вышивки, а я кусала губы в предвкушении, представляя, как он смотрит на меня…

Добраться до дна стоило трудов и самой коробки. Но настроение улучшилось еще больше, когда я докопалась до других подарков. Медведь раскрывался мне какой-то другой своей гранью. Наше знакомство с ним будто началось с конца, а теперь он наверстывал то, чего нам не хватало. Все содержимое было упаковано в лавандового цвета бумагу и перевязано пенькой с веточками лаванды. Интересно, он сам это делал? Хотя, зная его, насколько я вообще могла знать, скорее всего, сам. Ну не Рэм же ему помогал!

В самом большом свертке лежала книга. Та самая — его мамы, что он мне подарил. Я благоговейно огладила обложку — это самый особенный подарок, который мне когда-либо дарили. Это серьезнее кольца на палец. Сезар не разбрасывался бы личными вещами мамы. И почему я сразу об этом не подумала? Просто тогда было множество других эмоций, зато теперь в тишине эти зазвучали так ясно, что стало тяжело дышать. Какие там у меня еще были сомнения в том, что он серьезно?

В нескольких свертках я обнаружила травяные сборы и бутылочки с вытяжками. А на самом дне лежал конверт. Боже мой! За мной в жизни так не ухаживали! Прежде чем его вскрыть, я сбегала в кухню, раздобыла бокал вина под укоризненный взгляд Элеонор и вернулась наверх. Сделав глоток, вскрыла конверт. Черт, у этого мужчины оказался еще и прекрасный почерк! Умереть не встать!

«Дана,

В каждом мешочке — сбор трав с описанием состава. Чтобы не скучала, определи эффекты каждого чая и потом уже пей по инструкции.

С.»

И все. Мог бы что-то поинтереснее написать, а? Но, когда я принялась шуршать свертками с травой, в одном обнаружился постскриптум на маленькой карточке: «Не нервничай». А в прилагаемом свертке обнаружилась пара десятков самокруток, которые мне так и не довелось попробовать.

— Ты — чудо, Медведь! — усмехнулась я.

Откопать зажигалку в старых вещах не составило труда, и вскоре я уже дымила сладкой сигареткой на балконе, запивая ее бокалом вина. Так меня и застала делегация, приехавшая на блистательной машине, напоминавшей свадебный лимузин, только без цветов. Мачеха не успела до меня добежать, потому что встречала гостей во дворе. Но надо было видеть, как вытянулось ее лицо, когда я отсалютовала фиктивной свекрови сигареткой и бокалом. Я бы на месте Элеонор уволилась и с поста жены нефтяного магната, и моей мачехи. Но она то ли крепкий орешек, то ли все-таки полная дура.

— Что ты делаешь?! — ворвалась она в мою комнату, гневно шипя. — Дана!..

— А что такого? — вынырнула я из шкафа. — В этом доме кто-то думает, что я и правда выйду замуж?

— Все так думают. Потому что желают тебе добра.

— Добра желают по-другому, ты просто этого на себе никогда не испытывала, вот и несешь чушь, — рылась я в шкафу, хотя не выбирала ничего. Мне просто было тошно уже проводить время с Элеонор и так к ней относиться, но я не могла по-другому. — Может, я все же отдохну? Скажешь — напилась, блюю…

Она побелела и пошла как-то резко розовыми пятнами, часто моргая, будто вот-вот заплачет. Потом развернулась на каблуках и вылетела в коридор. А я закатила глаза. Нет, я не виновата, что она хочет так жить, а я — нет. Я не виновата, что она играет в этом идиотском перфомансе моего отца ведущую роль… Но я не смогла остаться равнодушной. А на голове папиного секьюрити, который встретил меня в коридоре, захотелось бить тарелки.

— Мисс Файвелл, — пробасил один из троицы, — вы уже готовы спуститься?

— Где Элеонор?

— У себя, — растерянно нахмурился он.

Я прошла мимо и решительно направилась в ее комнату в другом крыле.

На стук реакции не последовало, и я тихо толкнула дверь. В гостиной было тихо, а вот из спальни доносился звук льющейся воды. Я нашла мачеху у раковины, прикладывающей мокрое полотенце к припухшим глазам.

Наши взгляды встретились в зеркале.

— Что тебе? — шмыгнула носом она. Голос ее охрип, став почти человеческим.

— Смотрю на твои настоящие эмоции, — скрестила руки на груди, опираясь на дверной косяк. — Ты понимаешь, что он сделал, да?

— Что же? — давала она понять, что ей вовсе не интересно.

— Отец тебя просто подставил. Сам превратил мою жизнь в ад, а ты теперь собираешь на себя все дерьмо…

Она снова шмыгнула носом, выключая воду:

— Я люблю его. — Прозвучало почти что правдой, будто эта пластиковая куколка на секунду ожила.

— Нельзя любить кого-то больше, чем себя. Иначе это — жертва.

— Что ты знаешь о любви? — скривилась она. — Или ты думаешь, что этот нелюдь, что тебя спас, способен любить?

— Мне не надо об этом думать — я точно знаю. Я не позволила отцу себя растоптать, а благодаря этому «нелюдю», как ты говоришь, мне просто есть на кого рассчитывать.