— Неужели из тех запасов еще что-либо осталось?! — полковник поинтересовался бы этим, даже если бы речь о покупке не шла.

— Вы недооцениваете меня, князь. Это обижает. Кроме того, кое-какой доход дало ваше французское имение. Виноделие в тех краях весьма прибыльно. Да и вы, насколько я понимаю, не бедны. Принц де Конде пообещал наградить вас за корабль, который захватили. Как наемнику, вам причитается определенная сумма. Вы даже имеете право потребовать от испанцев выкуп.

Гяур рассмеялся. У него голова шла кругом от всех этих коммерческих предприятий графини. Оказывается, он действительно недооценивал ее.

— Но зачем, — обвел руками вокруг себя, показывая на стены зала, — вы делаете это? Моя жизнь проходит в походах. Тем более что вы уже…

Напомнить француженке о ее замужестве Гяур так и не решился, однако она прекрасно поняла намек и задумчиво помолчала, вглядываясь в содержимое своего бокала.

— Сама не знаю, князь, — с грустью проговорила она. — Что-то заставляет меня прибегать к этому. Какое-то странное, неуемное желание найти вам пристанище здесь, во Франции, на моей земле. Очевидно, хочется, чтобы вы укоренились в земле Франции. Чтобы на этой земле остался хоть какой-то ваш след. Чтобы, приезжая в Дюнкерк, я всякий раз могла войти в этот дворец, помня, что он ваш. Что, даже если вы будете в очередном походе, все здесь напоминает о вас. Вы уж простите меня, граф де Ворнасьен, — тронула пальцами руку старика, наклонившись через низенький венецианский столик, — что говорю об этом в вашем присутствии, в присутствии истинного владельца.

— Не обращайте на меня внимания, милейшая. Вернее, я даже польщен, что этот разговор происходит в моем присутствии, и я могу чувствовать себя хоть в какой-то степени причастным к чему-то важному, что происходит в вашей жизни, мадам.

— Благодарю, граф, благодарю, — она вновь отпила из бокала, несколько мгновений сидела, отвернувшись, словно смотрела на угасший камин. — Мне не хочется терять вас, мой случайно встретившийся в дикой степи князь, — едва слышно проговорила она, все еще не поворачивая к нему лица. И Гяур не сдержался, чтобы не провести рукой по ее волосам.

Поняв, что теперь он здесь действительно лишний, де Ворнасьен довольно решительно поднялся и, тяжело, неуклюже ступая распухшими ногами, направился к выходу.

— Я лишь хотел оговорить с вами, князь, самый важный и, я бы сказал, щепетильный вопрос, — подал он голос уже от двери.

— Слушаю вас, граф.

— По условиям договора о продаже, я продолжаю жить здесь до того момента, пока Господь не соизволит обратиться ко мне со словами: «Приди ко мне! На земле ты свое отмучился».

— Не сомневайтесь, граф, что это условие будет выдержано. Как вы понимаете, мои визиты во дворец будут очень короткими и необременительными, — заверил его полковник, все еще не осознавая себя владельцем этого дворца.

— Если бы я могла, — проводила Диана взглядом графа де Ворнасьена, — я бы покупала для тебя по дому в каждом городке, каждой деревушке Франции. С одной-единственной надеждой — что когда-нибудь где-нибудь да объявишься. Хоть на один день.

— А ты не опасаешься, что однажды застанешь в этом дворце женщину, которая назовет себя моей супругой.

— Что-то я не припоминаю, чтобы сообщение о моем замужестве повергло вас в самоубийственное уныние, — вежливо, но с нескрываемой местью, напомнила ему Диана.

— Мне пришлось уважать ваши чувства и ваше решение.

— Чувства оставим в покое, остановимся на решении. Тем более что вы прекрасно знаете: супруга из меня никакая. Только не вздумайте сказать, что и любовница я тоже «никакая».

— Так грешить против истины я не осмелюсь, — искренне заверил ее степной князь. — Тем более что для меня вы не только любовница, но и любимая.

— А посему признайте, что мое решение стать женой будущего первого министра оказалось благоразумным.

— Скрепя сердце признаю.

— Однако речь сейчас не обо мне. Вы, князь, спросили, не опасаюсь ли я однажды встретить в этом дворце вашу супругу. Поверьте, я опасаюсь, что так никогда и не наткнусь на нее. Поэтому мой вам совет, полковник: вспомните о Власте. Как можно скорее вспомните о той, которая способна родить вам наследников и всегда оставаться хранительницей вашего очага.

Бой длился бесконечно долго, и много раз полковнику казалось, что вот-вот он станет для него последним. Враги появлялись ниоткуда, пули пролетали на волосинку от виска, а всяк обнажавший клинок представал перед ним в образе прекрасного фехтовальщика.

— Вы и есть тот самый князь Гяур?

— Был бы признателен, если бы вы сумели убедить меня в этом.

Князь сидел, прислонившись спиной к стене, напротив высаженного окна и тянулся взглядом к освещенному ярким солнцем небу. Весь зал и все прилегающие к нему комнаты были устланы окровавленными телами его солдат и врагов, ближайший из которых почти прикасался шлемом к подошвам сапог полковника. И гонцу, с трудом разыскавшему Гяура, показалось, что полковник остался единственным живым человеком посреди огромного поля брани, после вселенского побоища.

— Прошу прощения, господин, — с подчеркнутым уважением проговорил капитан, удивленно осматривая окровавленный, растерзанный зал, который помнил не только звон клинков, но и хранил следы ядер. — Но мне хотелось бы знать точно. Дело в том, что я прибыл из ставки главнокомандующего. Капитан де Пловермель, с вашего позволения.

— В таком случае можете не сомневаться, — прошелся пальцами по лицу князь, не замечая, что пальцы его окровавлены и оставляют багровый след на щеках. Нет, рука была цела, просто с последним из испанцев, который с покорностью побежденного припадал сейчас к его ногам, полковник схватился врукопашную, когда тот уже был ранен, а сам Гяур оказался без сабли. — Присаживайтесь, капитан, если присмотрите себе местечко. Я — полковник Гяур, командир отряда иностранных наемников.

— Славно же вы здесь потрудились, господин полковник. Мне уже не раз приходилось слышать о том, как сражается ваш полк, но то, что я вижу…

— Эту загородную виллу мы взяли штурмом как раз к вашему прибытию. Старались, как видите, — добродушно улыбнулся Гяур.

— Князь! — остановил у окна своего разгоряченного, раненного в шею коня ротмистр Хозар. — Что с тобой, князь?! Ты жив?!

— Капитан утверждает, что жив! — только теперь приподнялся Гяур. — Собери оставшихся воинов. Посмотри, сколько их. Займись ранеными.

— Хвала Перуну! Сейчас пришлю к тебе Улича.

— В этом нет необходимости. Это чужая кровь. Так слушаю вас, капитан, — опираясь рукой о стену, с трудом выпрямлялся Гяур. Когда у самой виллы под ним упал сраженный пулей конь, то, вылетая из седла, полковник поранил себе обе коленки. В горячке боя он этого не замечал. Но теперь резкая боль в суставах буквально парализовала его ноги.