Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я, конечно, подумала, что я просто ему не подхожу, – продолжила Мейан, – я ведь никогда всерьез не верила, что заполучу себе такого красавца, но он твердил, что дело не во мне. «Так в чем же тогда?» – упорно спрашивала его я, и в конце концов он поведал мне эту историю. Думал, что после такого я оттолкну его и больше не пожелаю иметь с ним никаких дел. Вот как все было, вот почему он хотел сбежать подальше в Северное море.
– Но вы все же его не оттолкнули?
– Я была беременна, – просто ответила Мейан. – Сначала я боялась ему это сказать, думала, что он не захочет иметь детей, но в тот момент я была вынуждена это сделать. «Я не смогу стать ему хорошим отцом», – сказал Трюггве, и я расплакалась, а ведь я не их тех, кто плачет по пустякам. «Нет, сможешь, – твердо сказала я ему, – ты станешь самым замечательным папой на свете». После чего предложила нам пожениться, чтобы он больше не питал сомнений на этот счет.
– И что же он вам рассказал?
– Очевидно, вы и сами все знаете.
– Я читала версию, изложенную в судебном приговоре.
Версия Мейан была несколько иной. Эйра спрашивала себя, было ли это видением Трюггве или жена сама, на свой лад, видоизменила факты, чтобы ей было легче с этим жить.
– Однажды он крайне нехорошо обошелся с одной девушкой, – сказала она, – но в тот момент Трюггве даже в голову не пришло, что он поступает с ней плохо. Он думал, что девушка была согласна, хотя, конечно, он был пьян и ничего не соображал.
– Все было так, как он описал?
Мейан снова села, на самый дальний конец кухонной скамьи, как можно дальше от Эйры.
– Он был тогда не таким, как сейчас, – проговорила она. – Суд и тюрьма заставили его многое понять и осмыслить, он даже поменял себе фамилию, чтобы стать другим. Вначале я называла его Адамом, но мне больше нравилось имя «Трюггве». Когда мы начали с ним встречаться, он едва смел ко мне прикасаться. Но нам же не нравится, когда мужчина нас лишь слегка потискает и все. Пришлось сказать ему, что я не стеклянная, не разобьюсь, вот как он боялся.
– Вас?
– Себя.
– Кто-нибудь еще в округе, кроме вас, знал об этом?
Ей почудилось или тело женщины пронзила слабая дрожь, мускулы как будто напряглись чуть сильнее? Эйра не была уверена. Пауза длилась всего секунду, и все же она успела расценить ее как сомнение.
– Я никогда ни с кем об этом не говорила и не думаю, что Трюггве тоже этим занимался. Не вижу на то причин. У нас своя жизнь. И это хорошая жизнь.
Ее взгляд тревожно забегал по двери. Голоса Патрика больше не было слышно, Боссе Рингу удалось его утихомирить.
– Для Трюггве было очень важно, чтобы никто не узнал о том, что он был осужден за сексуальную эксплуатацию?
– Да, если теперь вы так это называете. Вы же знаете, как люди любят сплетничать и осуждать других. Трюггве был тогда еще совсем зеленым юнцом и не имел ни малейшего опыта в общении с женщинами. Хотите верьте, хотите нет, но у нас никогда не было никаких проблем с интимной жизнью.
Эйра глотнула кофе. Подробности судебного разбирательства были перед ней как на ладони: семь человек, разорванное влагалище. Что ж, раскроем карты, подумала она, и послушаем, что она скажет. Сейчас было важно заставить жену говорить.
– Как, по-вашему, отреагировал бы Патрик, узнай он такое про своего отца из чужих уст? Или ваша невестка? Ваша дочь?
– Вы ей тоже звонили?
– Пока нет.
Мейан отвернулась, пробормотав что-то себе под нос.
– Вы можете проговаривать все вслух, чтобы это сохранилось на записи? – попросила Эйра.
Женщина поднялась и, подойдя к раковине, сполоснула под краном лицо. Выпила стакан воды. Эйра пыталась угадать, что кроется за ее движениями, понять, чем они вызваны: нервозностью, злостью, потрясением или, возможно, всем вместе. Она подыскивала вопрос, который обязательно задал бы в подобных обстоятельствах более опытный следователь. В глазницах побаливало. Во рту до сих пор ощущался горьковатый привкус дыма, он въелся в ее одежду, в волосы, он был повсюду. Эйра совсем забыла, как мало она спала этой ночью.
– Свен Хагстрём, – проговорила она наконец.
– Да?
– Трюггве упоминал, что они беседовали друг с другом? Скажем, в мае-июне?
– Может быть, не знаю. Разве вы уже об этом не спрашивали?
Мейан как будто задумалась. Должно быть, пыталась припомнить, о чем они говорили раньше.
– Наверняка речь шла о состоянии дорог или о прокладке оптоволоконного кабеля. Обычные вещи, о которых мы часто болтаем с соседями.
– Мы полагаем, что Свен Хагстрём каким-то образом прознал о неприятном эпизоде из биографии вашего мужа.
– Так вот зачем вы заявились сюда и перевернули все вверх дном…
Мейан резко вскочила на ноги. Чашки задребезжали, когда она оперлась о стол.
– Трюггве трудится на благо коммуны. Занимается бухгалтерией. Как вам в голову могло такое прийти? Это не очень-то умно с вашей стороны.
– Свен Хагстрём грозился рассказать кому-нибудь еще об этом?
– Мне ничего об этом неизвестно.
– Вы можете рассказать, чем вы занимались в то утро?
– Да сколько можно! Мы же уже рассказывали!
Мейан взяла со стола чашку и ополоснула ее над раковиной. Брызги кофе нетронутыми остались на столе.
– Насколько мне помнится, Трюггве прочищал слив в ванной. Колол дрова. Что-то еще делал. Когда приезжает Патрик с семьей, нужно, чтобы все было в полном порядке. Как говорится – все тип-топ. Софи иногда бывает весьма дотошной. И даже больше, чем весьма. Ей нравится, когда все вещи на своих местах, хотя она приезжает в наш дом, а не в свой.
– Вы собственными глазами видели, как трудился ваш муж?
– Я все утро бегала туда-сюда, между домом и пекарней, перетаскивала вещи, убиралась на кухне. Я бы заметила, если бы муж отлучился.
Резкий звук заставил их обеих среагировать. Шум шагов в прихожей. Чей-то голос. В окно Эйра увидела, как Боссе Ринг вышел во двор. Патрик со страшным грохотом захлопнул за ним входную дверь. Мейан вздрогнула, словно это ее ударили. Как она там в прошлый раз говорила? Что они мечтали создать свой собственный уголок на земле?
Эйра вышла из дома, когда ее коллега уже садился в машину. Он махнул ей рукой, показывая, чтобы она прибавила шагу.
– Как