— Я… я закажу себе водки, чтобы не…

— Закажите, если уж так мандражируете, — согласилась я.

Войдя в кафе, он сразу же направился к стойке бара. Я остановилась позади него и следила, как он рылся по карманам в поисках бумажника, а потом, взяв в руки, но даже не открыв меню, бросил бармену:

— Водки.

— Сколько?

— Сто пятьдесят.

— Какой?

— Да какой угодно! — махнул он рукой, оглядываясь на меня. — А вы еще не за столиком?

— Федор Николаевич, сразу договоримся, что не вы даете мне указания, а все-таки я вам, — тихо произнесла я.

— А, ну да, ну да… Вам — чего-нибудь?

— Соку, если не затруднит. Апельсинового.

— Ага… м-м-м…

Пока бармен наливал, я ощупала взглядом помещение кафе. В принципе это было обычное, в меру уютное, в меру вульгарное заведение средней руки. В дальнем углу стоял столик, накрытый скатертью и сервированный, но — пустой. Я прищурилась. Но мне даже не обязательно было прищуриваться, зрение у меня прекрасное, так что я сразу заметила на нем табличку — «Заказан».

Кажется, пока все сходится.

— Пройдем, Федор Николаевич, — настойчиво проговорила я, беря директора под руку. А почувствовав легкое его сопротивление из серии «а может, не на-адо?», добавила с ударением: — Надо, Федя, надо!

Мы сели за накрытый столик. Директор тарасовского цирка крутил в руках табличку «Заказан». В этот момент приблизился официант и сказал:

— Простите, но столик заказан.

Федор Николаевич мотнул головой, а я сказала:

— А может, мы его и заказывали?

— Нет, не вы, — отрицательно ответил официант.

— Значит, заказан… — Я на мгновение попридержала на губах заготовленную фразу, а потом негромко произнесла: — А заказ тройной или как?

Официант наклонил голову и молча рассматривал меня. Потом проговорил:

— И все-таки столик заказан. Попрошу вас удалиться.

В глазах Федора Николаевича мелькнуло недоумение. Я тоже была разочарована. Быть может, мы что-то делали не так? Или же Нуньес-Гарсиа что-то напутал, и теперь мы просто играем с официантом «в шпионов», а он, между прочим, на работе?

Официант отошел и вернулся с плечистым, среднего роста человеком лет сорока. По тому, как почтительно официант шел чуть позади него, по тому, как уверенно этот хорошо одетый, с внимательным взглядом и характерными чертами лица человек держался, было видно, что он тут, скажем максимально емко, — не просто так. Быть может даже, что он хозяин «Стрелы».

Мужчина приблизился к столику и спросил:

— Вам же сказали, что столик заказан.

— Ну а я поинтересовалась, какой был заказ: одинарный или тройной, — невозмутимо ответила я и сделала глоток сока.

Мужчина присел за свободный стул и перевел взгляд с меня на Федора Николаевича. Потом обратно.

— Водка у нас в баре не очень хорошая, — сказал он. — Зря вы ее…

— Я пью сок.

— А ваш спутник — водку. Стоило ли? Пойдемте со мной.

Он встал и направился к стойке бара. Обогнул ее и, остановившись перед дверью служебного входа, глянул на нас. Я следовала за ним шаг в шаг, так что тоже приостановилась.

— Говорят, что у вас в провинции погода испортилась? — вдруг спросил он.

— Да есть такое дело, — немедленно ответила я, думая, что, верно, он спрашивает и не про погоду вовсе.

— Идем!

Он вывел нас на задний двор. Повернулся и спросил:

— При вас?

— А как же, — кивнула я. — Как только, так сразу. Сходить недалеко.

— Ага, — кивнул он. Затем подошел к железному гаражу, отпер его и минуты с две чем-то там внутри грохотал. Лязгал металл, перекатывались какие-то трубы, один раз гулко выстрелило листовое железо. Когда мужчина показался в проеме гаражной двери, в его руке был небольшой коричневый чемоданчик почти квадратной формы.

— Вот, — сказал он. — Как договаривались. Да… сейчас.

Он вынул из кармана пластиковый пакет и бросил туда чемоданчик.

— Теперь пошли к вам.

Мы прошли тем же путем, вышли из «Стрелы», и я, не доходя до машины метра три, разблокировала сигнализацию. Мужчина, не дожидаясь, пока я его приглашу, открыл заднюю дверь и хотел было сесть, но я покачала головой:

— Садитесь на переднее. А вы постойте снаружи, — кивнула я Федору Николаевичу, а сама полезла на заднее сиденье, подняла его и, покопошившись во внутренностях, извлекла плюшевого мишку.

— Вот.

Москвич недоуменно посмотрел на игрушку, потом принял ее из моих рук и взвесил на ладони:

— Товару два кило?

— Как в аптеке, — коротко ответила я. — А здесь, в чемоданчике?

— Я же сказал — как договаривались, по сто пятьдесят за грамм. Тридцать пачек по десять. Ножа у вас нет, леди?

— Найдется.

Он ловко вспорол брюхо медведя, вынул оттуда капсулу, ловко открыл ее и, взяв немного на кончик ножа, коснулся языком.

— Нормально. А вы решили сохранить правила, что ли? Не в живых, так в плюшевых зверях? Ну ладно. Это не мое дело. Примерные сроки следующей поставки обговорим дополнительно. Вы там у себя разберитесь, а то я слышал, непонятки посыпались. Пора бы уже обходиться без резни, делать дела культурно. Всегда ведь можно договориться.

— Это не ко мне, — холодно ответила я. — Всего наилучшего.

— Не хотите проверить деньги?

— Не хочу.

— И правильно. Главное между партнерами — доверие. Было приятно поработать, леди.

И он, вложив капсулу обратно в испорченную игрушку, бросил медведя в пакет, который достал из кармана, и вышел из машины. Через несколько секунд его место занял Федор Николаевич. Он дрожал с головы до ног и не мог смирить конвульсивной этой дрожи.

— Что… что там? — спросил он. Губы бравого бывшего дрессировщика плясали, зубы постукивали. Я чиркнула по нему взглядом и раскрыла чемоданчик. Открылись аккуратные пачки долларов, уложенные несколькими рядами в два слоя. Я наугад выбрала одну из пачек, просмотрела ее и наконец произнесла:

— В каждой пачке десять тысяч баксов. Насколько я могу судить, не фальшивые. Тут… пять, десять, пятнадцать… ага — тридцать пачек.

— И сколько же…

— В сумме? — Я повернулась к циркачу. Он был так взволнован, что даже не мог умножить тридцать на десять тысяч. — Тут триста тысяч «зеленью». Цена товара, который вы хотели выкинуть. Деньги, которых может хватить на всю жизнь.

— Триста… тысяч? — выдавил он.

— Да.