– Кто тебе такое сказал? – Элан, сжав ладонь в кулак, воздела правую руку. – Я жажду отмщения. Я развяжу большую войну. Морские Ведьмы уже долго живут в Мерроу, но настало, наконец, время перемен. Долгая спокойная жизнь среди хлябей и тростников вовсе не предел моих мечтаний, как не предел и твоих мечтаний – вечно скитаться, оставаясь Сестрой Последнего Милосердия. Так давай же, Фрей, посмотрим, из чего мы слеплены. Давай же поставим мир на колени.

Моя кровь быстрее заструилась по венам, а сердце забилось сильнее. Прижав кулак к груди, я вскочила на ноги.

– Да, – почти прокричала я. – Давай!

Королева-Затворница повернулась и подошла к святилищу. Взяла стоявший у стены высохший стебель тростника футов трех длиной и принялась неторопливо постукивать им себя по ногам.

– Боль – это часть жизни. Боль – истинный признак жизни. Мертвые ничего не чувствуют. Без боли люди становятся ленивыми, эгоистичными и подлыми. Боль – это благословение, которым одаривает меня Фен. Боль очищает ум и обостряет чувства. Смотри же и увидь.

Элан подошла к кровати. Повернулась ко мне спиной и стянула через голову тунику, и я вздрогнула, заметив на ее бледной коже пересекающиеся полосы – розовые, заживающие раны и красные, совсем свежие. Она опустилась коленями на красный ковер в точности так, как это было в видении.

Лицо ее было точно каменным, губы плотно сжаты.

Она подняла руку…

И принялась наносить себе нещадные удары.

Заглушая нежную капель дождя, раздался мрачный свист тростникового стебля.

Стебель хлестал вновь и вновь. И еще за разом раз. И еще.

Забив принесенную дождем сладковатую свежесть, в хижине пахнуло горько-солоноватой кровью.

Удары тростника о плоть. Звук, ритм… Похоже на барабанный бой. Такой же нескончаемый, как плеск волн, набегающих на берег.

Я почувствовала сонливость. Мой разум начал успокаиваться, замедляться.

В ухе защекотало. Шепот, бормотание.

Тростники заговорили со мной о звездах и о деревьях, о мутной воде и о рыбах, о ветре и о битвах, о смертях и рождениях, обо всем, что было в прошлом и есть в настоящем. Они говорили и обо мне, и о Сестрах Последнего Милосердия, и о темноволосом человеке, закутанном в меха.

Мой рот наполнился вкусом болота, торфа, грязи, корней и коры, травы и бесконечного серого неба. Я приложила ладонь к сердцу и впилась пальцами в свою плоть.

Матушка Хаш, помнится, сказала, что магии во мне нет, но я явственно слышала, как стебель тростника в руках Королевы-Затворницы говорит иное. Морской магии во мне действительно не было, но в моих венах пульсировала болотная магия, и открывшаяся вдруг истина была так же реальна, как пощечина.

Элан пронзительно закричала, и я задрожала от этого звука.

То был крик славы из моего видения, крик победы, крик триумфа.

Я перевела взгляд на окно, на болото за окном, но потом снова взглянула на нее, на дитя – болотную королеву…

Теперь она сияла мягким, желтоватым, точно солнечным светом, который будто струился у нее из-под кожи.

Я потянулась к ней. Потянулась, раскинув руки и разжав ладони. Широко раскрыв грудь и обнажив сердце.

Я почувствовала это. Почувствовала магию. Почувствовала присутствие богини Фен.

* * *

Потом мягкой влажной тряпкой я вытерла с ее тела кровь и, чувствуя жар ее порезов на своей ладони, вымыла ее. Достав из своего рюкзака заживляющий раны бальзам, который Джунипер изготовила из лаванды, розмарина, шалфея и пчелиного воска, натерла им ее кожу.

Элан под моими руками тяжело вздохнула.

– Спасибо, Фрей. Теперь уже почти совсем не больно.

Я во все глаза смотрела на нее, а она лежала, растянувшись, на простом соломенном матрасе и уже не была ни королевой, ни вождем, ни болотной волшебницей. Она была всего лишь ребенком.

Даже прежде, чем Королева-Затворница приказала мне утопить Квикса в болоте, я отчаянно желала убить ее, но теперь, ощущая ее горячую кровь на своих руках, сама испытывала боль.

Как же так вышло?

Она с ранами до костей после порки тростником лежала на кровати – легко досягаемая, беззащитная. Было уже далеко за полночь, и она зевала и терла глаза, точно ребенок, которого уложили спать слишком поздно.

Я не могла ничего с собой поделать.

Не могла бороться с ребенком.

Раньше я убивала детей, но лишь хворых детей, страдающих от боли и стоящих на пороге смерти. Но сражаться с маленькой девочкой, что была передо мной? Убить ее, словно зверя?

Была ли в том доблесть, слава?

Едва ли.

Едва ли, но все же не было ли в поведении Королевы-Затворницы нарочитости, за которой скрыта хитрость?

Однажды летней ночью под сияющей полной луной Тригв вкратце пересказал мне книгу, написанную королевой эльфов, которая жила так давно, что почти растворилась в мифе о себе самой. Звали ее Лилт, и писала она о многом: о своих любовниках, о богах, о старении, о смене времен года, о незабываемых пирах и о долгих темных ночах, проведенных в одиночестве. Она делилась накопленными за долгие годы жизни мыслями о том, что есть истинная мудрость и как должно править.

Лилт уверяла, что самые успешные правители прекрасно знают, что проявление уязвимости, выказанное в должное время и должным образом, столь же сильно действует, как и демонстрация безжалостности.

– Спи здесь, со мной. – Элан протянула руку и коснулась моей руки. – Будь моей сестрой, моей Болотной сестрой хотя бы на одну ночь. С тех пор… С тех пор как я умерла в терниях, я не люблю спать одна.

Я не ответила. Она села и осторожно стянула через голову тунику, морщась всякий раз, когда шерсть касалась ее кожи.

– Останься здесь на ночь, Фрей. Останься, ведь у тебя хватит на это смелости.

– А как же мои спутницы?

Она рассмеялась, и смех ее был тихим, сладким и усталым.

– Они выспятся в одном логове с другими ивами. Они там – в безопасности.

Я отправилась с болотной королевой в ее логово. Я проглотила свой гнев. Я делила с ней пищу, лицезрела ее магию и лечила ее раны. Я ей подыгрывала и делала это, кажется, вполне искусно.

Но Руна, Ови и Джунипер ждут меня этой ночью. После смерти Квикса возможности поговорить у нас не было, но мы наперед знали мысли и чаяния друг друга. Несомненно, мои сестры будут ждать меня, чтобы закончить начатое.

– Тебе известен миф о Болотах Красных Ив? – Элан в очередной раз зевнула и снова легла на бок. – Об этих болотах издавна, еще со времен саг, ходила легенда. Эти болота считались местом, где обитает глубокая магия. Люди верили, что если проспать здесь всю ночь, то проснешься либо поэтом, либо мистиком, либо богом. – Она помолчала. – А что бы выбрала ты?