– Ты не в восторге?

– Пока я гость, все нормально.

– Хорошо, тогда готовься к самой красивой свадьбе, на которой ты только бывал. Я лично буду ее планировать, тебе понравится.

Я уже вижу перед глазами бракосочетание под открытым небом Пасадены. Рядом все наши друзья и семья. Все выдержано в белом и бежевом цветах, повсюду белые лилии, на Тэйлор платье, соответствующее ее вкусу в моде.

– А я другого от тебя и не жду. – Дрейк бросает быстрый взгляд на звезды, потом поворачивает голову ко мне. – Ты хочешь замуж?

– Да, – быстро отвечаю я.

Дрейк улыбается.

– Я не раздумываю над вопросом, потому что не могу представить себе ничего более прекрасного, чем выйти замуж за любимого мужчину. Я романтик, мои родители женаты уже больше тридцати лет. Поэтому, несмотря на все разочарования в прошлом, я все равно думаю о большой любви. Более того, я с гордостью возьму фамилию мужа.

Дрейк отвечает не сразу. Он смотрит на звезды, словно что-то ищет в них.

– Брак моих родителей был катастрофой, – внезапно шепчет он и замолкает, не отрывая взгляд от неба.

Я молчу и не задаю вопросов. Мне кажется, он не готов об этом говорить. Я уже думаю, что он уснул, но внезапно он продолжает:

– Он ее бил. Часто. В сущности, каждый день. А когда заканчивал с ней, то принимался за меня.

Я резко вздыхаю, но не шевелюсь, позволяя ему привести мысли в порядок. Но мое сердце грозит выпрыгнуть из груди от боли, потому что нет ничего хуже, чем смотреть, как любимые люди подвергаются насилию.

– Я провоцировал его так долго, как только мог, чтобы у него не оставалось сил избить и моего брата. Мне было шесть, Броди – три.

Я все еще ничего не говорю и крепко сжимаю его руку. Мои глаза на мокром месте, я представляю его маленьким мальчиком с пышными волосами, он сильнее некоторых взрослых, он принимает боль на себя, чтобы защитить младшего брата. Что-то подсказывает, что нужно сдерживать свое сочувствие, потому что его это может смутить и он не захочет больше говорить. Он тоже сжимает мою руку и водит большим пальцем по моей коже.

– Я сам часто дрался в школе и всегда ходил в синяках, так что никто не замечал, какой придурок моей отец.

Он делает пару глубоких вдохов и собирается с силами, а я слышу, как колотится его сердце, хотя мы лежим не так уж близко друг к другу. Должно быть, ему страшно снова погружаться в болезненное прошлое.

– Когда мне было восемь, он пересел с алкоголя на наркотики. Тогда он уже не так часто нас бил, скорее – ранил словами. Уже тогда я понял, что не хочу быть похожим на него. В девять лет я увидел передачу про миллионеров. Там рассказывали об их карьере, как они, не имея ничего, добились многого. И тогда я решил, что однажды тоже стану успешным и не пойду по стопам отца. Вытащу семью из бедности. Самой моей большой ошибкой было рассказать ему об этом.

– Почему? – мне едва удается произнести этот вопрос, потому что услышанное уже глубоко потрясло меня. Я не знаю, как долго смогу еще продержаться и не разразиться слезами.

– Потому что он надо мной посмеялся и швырнул в меня бутылкой пива. Он сказал, что я вылез из канавы, в канаве и умру. Он словесно плюнул на мою мечту.

К моим чувствам примешивается ярость, потому что я не могу понять, как кто-то может так обращаться со своей кровью и плотью. Однажды я сказала своим родителям, что когда вырасту, хочу стать феей. Они не стали смеяться и объяснять, что фей не бывает. Они оставили мне мою мечту, пока я сама не поняла, что стать феей будет нелегко.

– Однажды в нашу квартиру ворвалась полиция и забрала его по обвинению в распространении наркотиков и убийстве наркодилера.

Я пораженно смотрю на Дрейка. Мне виден только его профиль, но я не замечаю на его лице никаких эмоций, хотя здесь достаточно света. Он рассказывает мне свою историю безэмоционально, что меня завораживает и одновременно шокирует.

– Слава богу, – шепчу я, но меня удивляет, что его папашу не забрали из-за жестокого обращения с детьми.

– Нам пришлось рассказывать в суде, знали ли мы что-то о наркотиках. Мы ничего не знали, но во время процесса я рассказал судье, в каком аду мы жили. О ночах, когда мне приходилось перевязывать маму кухонными полотенцами, потому что мы не могли позволить себе бинты. Как я удерживал Броди, чтобы тот не подбежал к маме и не встал на линию огня. Я рассказал о страхе, который испытывал каждый раз, как он возвращался домой, потому что каждый раз мы ожидали вспышки насилия. Он все выслушал, стоя в наручниках, и даже не моргнул. Ему было просто наплевать, что он превратил нашу жизнь в ад. – Дрейк непонимающе качает головой.

– И каков был приговор?

– Он получил пожизненное, потому что в первую же неделю в тюрьме забил насмерть своего сокамерника.

Я смотрю на его спокойный профиль, и по спине пробегает холодок. Даже рассказывая об ужаснейших вещах, пережитых им в детстве, он собран и спокоен. Его выдает только громкое сердцебиение. Я подыскиваю слова, хочу сказать что-то, что выразит мои чувства и потрясение, но предпочитаю промолчать, хотя обычно за словом в карман не лезу. Вместо этого я прижимаюсь к нему и кладу голову и руку ему на грудь. Мое ухо прижато к его груди прямо над сердцем. Оно начинает еще сильнее колотиться о грудную клетку, так сильно, что от каждого удара вибрирует моя щека.

Пару мгновений он лежит неподвижно, потом внезапно вздыхает, кладет руку на мои распущенные волосы и нежно гладит мой затылок. Это интимное прикосновение, жест, полный доверия, и даже нечто большее. Потом внезапно его грудь вздымается, и я слышу тихий всхлип. Этот мужчина, который мне всегда казался железным, дает волю чувствам. Серена мне говорила, что у него много знакомых, но нет друзей. Зная Дрейка, можно предположить, что он никому не рассказывал о своем детстве, кроме тех, кто связан с этим периодом его жизни. В этом мы похожи. Некоторые моменты своей биографии он оставляет только себе. И вот здесь и сейчас мой сосед, мой босс, плачет в моих объятиях, но какой бы грустной ни была ситуация, для меня это особенный момент. Именно сейчас мы становимся друзьями.

Его слезы льются некоторое время, но я не возражаю. Наоборот, наслаждаюсь его близостью и радуюсь, что могу поддержать его. Наверное, это правильно.

– Прости, – шепчет Дрейк в темноту.

Он обхватил меня руками, одна касается моего плеча, другая все еще в моих волосах. Я отстраняюсь от него, чтобы поднять голову и посмотреть ему в глаза.

– Не извиняйся, Дрейк. Мы друзья, и если я дарю кому-то свою дружбу, то всегда готова поддержать его. Ты выслушал мою историю про Кори и захотел ему врезать. Я бы тоже с радостью свернула шею твоему отцу.

– Ну, тогда ты должна встать в очередь, – шутит он, прежде чем внимательно посмотреть на меня. – У меня раньше не было друзей, так что прости, если не знаком с кодексом дружбы.