Проклятие, сейчас люди смотрят фильмы по телевизору гораздо чаще, чем ходят в кинотеатр!

И все же это было грустно.

Остановившись перед зданием, Сторми вышел из машины и в последний раз окинул его взглядом. Теперь, расставшись с проектом, разлученный со связанными с ним надеждами и мечтами, он увидел, что план с самого начала был очень шатким. Район, в котором находился театр, был не торговый, а промышленный: эта перемена произошла лет двадцать назад, когда большинство магазинов переместились из старого центра ближе к окраинам. Не лучшее место даже при свете дня, ну а уж ночью всем, живущим выше черты бедности, появляться здесь просто страшно.

Сторми окинул взглядом порванные маркизы и облупившийся от непогоды фасад. Они с Финнеганами купили здание, но так и не приступили к реставрационным работам. Впрочем, ничего особенно сложного делать бы не пришлось. Посетителям арт-центров нравится убогая, грязная атмосфера. Это отличает их от остальных любителей кино, придавая ощущение исключительности, позволяет им считать себя интеллектуалами, поскольку ради любви к искусству они готовы терпеть лишения.

И все же здание недотягивало до стандартов, а его состояние было слишком запущенным даже для почитателей искусства.

Подойдя к входным дверям, Сторми отпер их и вошел. Вообще-то он должен был оставить ключи в агентстве недвижимости, но ему захотелось взглянуть на своего ребенка в последний раз перед тем, как отдать его в детский дом.

Сторми прошел в фойе, и тотчас же волосы у него на затылке встали дыбом. Это была чисто физическая реакция, биологический импульс, а вовсе не что-то, порожденное сознанием. Какая-то его животная часть инстинктивно почувствовала здесь опасность, и хотя в обыкновенной обстановке Сторми списал бы все на стресс или другие психологические факторы и отмахнулся бы от этого, сейчас он не был до конца готов обойти вниманием такой отклик.

Он вспомнил то, что Кен рассказал про Тома Утчаку и его отца, про то, что происходило в резервации. И снова у него в памяти мелькнул образ ожившей куклы, но он не смог определить, какое именно событие из прошлого породило подобную ассоциацию.

Быть может, где-то в здании есть кукла. Дрожь удвоилась, утроилась, и Сторми неудержимо захотелось развернуться и уйти, поехать прямиком в агентство недвижимости и поскорее отдать ключи. Даже несмотря на то что входная дверь была открыта, в фойе царил полумрак, в углах притаились тени, а лестница на балкон и распахнутая дверь в зрительный зал были наполнены непроницаемым мраком.

Подойдя к билетным кассам, Сторми щелкнул рубильниками, включая свет. Вспыхнули желтоватые лампы, однако им не удалось рассеять мрак.

Мысль о том, что где-то здесь есть кукла-качина – живая кукла-качина, – была абсурдной, и тем не менее отделаться от этого выразительного образа никак не получалось. У Сторми перед глазами стояла эта странная фигура, притаившаяся под прожекторами, крадущаяся за креслами зрительного зала, пробирающаяся за сценой к реквизиторской.

Однако Сторми не был из тех, кто дает волю страху. Если у него только возникало подозрение, что ему страшно, он решительно шел навстречу опасности и вступал в бой. Когда-то давно Сторми испытывал страх перед полетами на самолете. Теперь у него была лицензия летчика-любителя. Когда-то давно он боялся океана. Он совершил морской круиз от Калифорнии к берегам Аляски. Нынешний страх был более узким, более специфическим, однако от этого он не становился более терпимым, и Сторми не собирался уступать страхам, сомнениям и предрассудкам и среди бела дня убегать из своего собственного здания.

Он двинулся вперед, через двустворчатые двери слева от торгового автомата. Перед ним полого уходили вниз ряды красных кресел. И в проходах, и на маленькой сцене под разорванным занавесом все было совершенно неподвижно, однако у него в груди по-прежнему оставался ледяной холодок, и он остановился, обводя взглядом зал.

Ничего.

В здании театра царила полная тишина, звуки проникали только снаружи, и это несколько успокоило Сторми. Не было слышно ни скрипа когтей по бетонному полу, ни тихого шуршания – никаких звуков, которые издавала бы кукла, если бы искала его, охотилась за ним.

Если бы искала его? Охотилась за ним?

Откуда это все?

Сторми не знал.

Однако звуки эти были ему известны.

Он уже слышал их раньше.

Тишина перестала быть такой уж обнадеживающей. Пятясь назад, Сторми вышел в фойе. Ему незачем здесь находиться. Он запрет театр, сдаст ключи, подпишет бумаги и поспешит обратно в Санта-Фе, пока не начался обещанный на вторую половину дня дождь.

Однако это будет похоже на бегство, чего Сторми не хотелось.

Он постоял, разглядывая покрытый толстым слоем пыли автомат по продаже попкорна, затем повернулся и стал подниматься по лестнице на балкон.

По всем правилам здесь должно было бы быть страшнее. Темный, тесный ярус вселял клаустрофобию, однако то напряжение, которое Сторми ощущал внизу, здесь прошло, и он, посмотрев на сцену, не почувствовал ровным счетом ничего. Это всего-навсего старое заброшенное здание, и только. Здесь нет ничего странного, ничего необычного.

С чего он решил, что ему известно, какие звуки издавала бы кукла, если б она ожила и охотилась за ним?

С чего он решил, что уже слышал эти звуки?

Сторми не хотел даже думать об этом.

Он медленно спустился вниз, собираясь запереть здание и уйти. И тут, в тот момент, когда он проходил поворот лестницы и смотрел себе под ноги, его внимание привлекло какое-то движение. Сторми поднял взгляд…

…и увидел, как закрывается дверь в мужской туалет.

Десять минут назад он струсил бы и убежал прочь. Однако теперь страх покинул его, и Сторми предположил, что оставил входную дверь открытой и сюда забрел какой-то бездомный. Теперь придется ломать голову, как выдворить его отсюда.

«Только этого еще не хватало», – подумал Сторми.

Быстро спустившись до конца лестницы, он толкнул дверь в туалет и громко произнес:

– Так, а теперь…

И осекся.

Там никого не было.

Как и остальное здание, туалет пришел в запустение: не осталось ни кабинок, ни писсуаров, только раковина и один унитаз среди груды мусора и водопроводных труб.

Унитазом пользовались совсем недавно. Сиденье было мокрое, а пол вокруг залит водой. Сторми шагнул ближе. Туалет не смыли, но то, что лежало в унитазе, нисколько не напоминало человеческие экскременты. Это было похоже на фруктовый салат, и абсурдность нахождения фруктового салата в таком месте натянула до предела и без того напряженные нервы Сторми.

Посмотрев на раковину, он увидел торчащую из сливной трубы розу на длинном стебле, вставленную в кусок сыра чеддер.

Это было уже чересчур. Сторми охватила паника. Он понятия не имел, что здесь происходит и что это означает; он только знал, что не желает в этом участвовать. Ему больше не принадлежала никакая часть этого здания, и в данный момент он не стал бы возражать, если б театр снесли до основания и на его месте построили атомную электростанцию. Ему только хотелось побыстрее убраться отсюда ко всем чертям.