берегу, чтобы разубедить репортера, если до того дошли какие-нибудь слухи об Айседоре. К облегчению женщин, репортер наконец уехал.

«В ту ночь я проснулась с ощущением, что что-то не в порядке… Я встала и бросилась в комнату Айседоры. Ее кровать была пуста… Входная дверь оказалась открытой… Что-то заставило меня кинуться прямо на берег моря, и там, прямо перед собой в воде, на глубине… я отчетливо разглядела голову и две протянутые руки. Море было спокойным. Я бросилась в воду. Фигура впереди не двигалась. Когда я приблизилась к ней, крича и зовя ее, она обернулась со спокойным, несколько удивленным взглядом, протянула ко мне руки и со слабой, детской улыбкой сказала: «Море было таким спокойным, я не смогла удержаться и так теперь замерзла»37-

Кэтлин привела ее в дом, раздела, уложила в постель с грелкой, дала выпить горячего, а она все шептала слова благодарности.

«Но какая же перемена произошла с ней, когда без предупреждения приехал любовник Айседоры, чтобы пробыть здесь неизвестно сколько времени! Айседора вся светилась и была уверена в себе. С ним обращались как с мессией: все его малейшие желания тут же выполнялись. Наша простая пища стала изысканной, вместо молока появилось вино, все вокруг превращалось в праздник… Он был веселый, забавный и располагающий к себе: только раз или два взрывы его неудержимого темперамента сотрясали в страхе нашу маленькую виллу… Айседора оставалась удивительно красивой и безмятежной. Относясь всегда к окружающим людям с необыкновенным великодушием, она была готова простить, принять, смириться, подчиниться Крэгу…»38

Ее состояние необыкновенного счастья в его присутствии не позволило бы ему поверить в ее недавнее отчаянье, поэтому Кэтлин не стала рассказывать Крэгу о попытке самоубийства в море. Описание же Айседорой в письме к Крэгу визита репортера (если, конечно, это был тот же эпизод) звучит так беззаботно, что он представил себе, как она улыбалась, когда писала это.

«На прошлой неделе таинственная личность расположилась прямо перед нашими окнами и часами стала смотреть на них, вызывая наше некоторое беспокойство… Сегодня он зашел в высокую темницу, сказал, что полиция следовала за ним до самого берега… и объяснил, что он репортер и хочет взять интервью… Старушка [кухарка] находится в раздраженном состоянии, и мы даже не знаем почему. Она обращается со мной как с карманным воришкой… Не так-то просто сохранять мирное сосуществование. [Крэг: «ее улыбка».] У меня развился положительный талант, я слишком скромная, — я гениально вяжу крючком. Ты будешь удивлен»39.

Вполне возможно, Крэг так никогда и не узнал о ее страхах. Это предположение подтверждается и той поэмой, в которой он описал Айседору в то время. Она была опубликована в августе 1906 года вместе с его рисунками танцовщицы.

Я видел Спокойствие и Красоту, они сильные

и ласковые, гордо идущие вперед…

Она не изображала Печаль или Мировую Скорбь…

Это огромная сила.

Она выходит из славной семьи.

Великие Компаньоны.

Смелые исполнители.

Хранители Красоты.

Укротители Критиков…40

Спокойствие, красота и свобода не предполагают отчаянья. То, что она могла скрывать свою тревогу за маской смелости, становится ясным из письма Крэга к ней, которое было написано спустя годы по другому случаю:

«Моя дорогая, я знаю, что ты можешь страдать, но при этом улыбаться… Никогда еще не было человека такого слабого и такого сильного, как ты… Мое сердце часто разбивалось при виде твоей слабости на большие куски (ты не замечала их, потому что я, как и ты, предпочитал этого не показывать).

Мое сердце часто дрожало от страха при виде твоей силы…»41

Также возможно и то, что Айседора в его отсутствие, будучи не уверенной в силе его любви, скрывала свою боль, поскольку боялась оттолкнуть его. Мы знаем из ее писем, что вскоре после приезда Кэтлин Айседора перестала получать письма от Крэга, уехавшего в Лондон на десять дней, и его молчание очень взволновало ее.

«Я думала, что тебя переехал лондонский кэб. Я думала, что ты заболел. Я думала, что корабль утонул во время шторма, который был в субботу ночью». Потом, решив, что Крэг навещает Елену Мео, Айседора добавляет: «Я… рада, что ты увидел свою дорогую маму или того, кого ты любишь, и я могу лишь повторять: «Если есть человек, о котором ты заботишься, который несчастлив и хочет приехать вместе с тобой, она может располагать половиной моего дома и всем моим сердцем. Это доставит мне радость, а моей любви хватит на все…»42

Романы Айседоры с Мироски и Бережи, видимо, убедили ее в том, что любовь крайне непостоянное чувство. Она так хорошо усвоила эти уроки, что когда любила Тоде, то ничего не могла от него требовать.

Крэг был в Англии с 18 по 21 июля. Он действительно навещал Елену. После рождения своего сына Тедди он видел ее лишь однажды, причем очень коротко, и теперь, чувствуя себя в ловушке из-за будущего ребенка Айседоры, он бросился к Елене. Боясь рассказать ей всю правду об Айседоре, он «просто сказал, что женщина, вскружившая ему голову, теперь доставляет ему неприятности, что пропасть между ним и Айседорой постоянно увеличивается, и он, видимо, скоро придет к выводу, что это было одностороннее чувство»43. Тронутый преданностью Елены, он решил как можно скорее заработать какие-нибудь деньги, которые он смог бы послать ей и детям.

Теперь он снова был с Айседорой и Кэтлин. Айседора держалась абсолютно спокойно и лишь однажды выдала свою нервозность. В ту ночь в доме было очень душно, и сначала Крэг, а потом и Кэтлин решили ночевать на берегу, вызвав этим у Айседоры приступ необоснованной ревности44. Остальное же время, когда Тед был с ней, Айседора казалась веселой и счастливой, и Крэг предпочитал принимать вещи такими, какими они выглядели внешне.

Когда его пребывание в Нордвике закончилось, «Айседора снова сникла, погрузившись в монотонность долгого ожидания». В августе она наняла в качестве няни Мари Кист, которая стала ее подругой на долгое время. Наконец подошло время родить, и был вызван местный доктор. Крэг поспешил в Нордвик из Роттердама45.

Роды у Айседоры были затяжными и трудными, может быть, из-за того, что плод был неправильно расположен, а может быть, из-за напряженного состояния, связанного с мыслями о матери46, неодобрении общества и о вынужденном перерыве в работе. Кэтлин Брюс писала: «Я мало понимала в анестезии, Айседора еще меньше, но мы умоляли нашего иностранного