– Что там такое с отцом? – громко спрашиваю я, врываясь в ее комнату. Мама в изумлении смотрит на меня, но тут же успокаивается. – Ну? – кричу я.

Она закатывает глаза.

– Тесса, смени тон. Тебе не о чем, совершенно не о чем волноваться.

– Это не тебе решать. Скажи мне, в чем дело! Он умер?

– Умер? Нет-нет. Я бы сказала тебе про такое, – говорит она, будто не обращая внимания на то, как я взволнована.

– Тогда что?

Она вздыхает и молча смотрит на меня.

– Он вернулся. Живет неподалеку от тебя. Но он не собирается с тобой встречаться, не переживай. Я обо всем позаботилась.

– Да что все это вообще значит?

В моей голове уже не осталось места из-за всех этих событий с Хардином, а теперь мой отсутствовавший восемь лет отец возвращается в Вашингтон. Хотя, если подумать, я даже не знала, что он куда-то уезжал. Я лишь знала, что его не было рядом.

– Это ничего не значит. Я собиралась рассказать тебе, когда звонила в пятницу, но раз тебе было некогда взять трубку, я сама с этим разобралась.

Той ночью я слишком сильно напилась, чтобы отвечать на ее звонки, – и слава богу, что я не ответила. Едва ли я справилась бы с этой новостью в пьяном состоянии. Я и сейчас-то с трудом представляю, как мне все это вынести.

– Он не станет беспокоить тебя, так что убери со своего лица этот печальный взгляд и переоденься: поедем за покупками, – говорит она чересчур равнодушным тоном.

– Я не хочу ехать ни за какими покупками, мама. Для меня это, представь себе, серьезная новость.

– Ничего серьезного тут нет, – раздраженно и злобно отвечает она. – Его не было рядом много лет. И его не будет рядом, так что ничего не изменилось.

Она скрывается за дверцей шкафа, и я понимаю, что спорить нет смысла.

Возвращаюсь в гостиную, беру телефон и обуваюсь.

– Куда вы собираетесь? – спрашивает Ной.

– Откуда я знаю? – говорю я и выхожу на улицу, на морозный воздух.

Я потратила время, чтобы приехать сюда, провела два часа за рулем на заснеженной дороге, а она ведет себя со мной как ведьма… Нет, как стерва. Настоящая стерва. Рукой я стряхиваю снег с лобового стекла – дурацкая идея, потому что мне становится еще холоднее. Забравшись внутрь, я чувствую, как стучат зубы; завожу машину и жду, пока она немного прогреется.

Я еду и кричу, обзывая свою мать самыми мерзкими словами, какие только могу вспомнить. Слегка охрипнув, я пытаюсь придумать, что мне делать дальше, но мои мысли переполняют воспоминания об отце, и я не могу ни на чем сконцентрироваться. По щекам текут слезы, и я хватаю телефон, который лежит рядом, на пассажирском сиденье.

Через пару секунд слышу голос Хардина, пробивающийся сквозь маленький динамик.

– Тесс? Все в порядке?

– Да… – говорю я, но голос выдает меня, и я давлюсь собственным всхлипом.

– Что случилось? Что она сделала?

– Она… Можно, я вернусь? – спрашиваю я, и он облегченно выдыхает.

– Конечно, детка… в смысле, Тесса, – исправляет он, но я понимаю, что мне было приятно услышать первый вариант.

– Ты далеко? – спрашивает он.

– Еще минут двадцать, – сквозь слезы говорю я.

– Хорошо, мне поговорить с тобой, пока ты едешь?

– Не надо… снег очень сильный, – объясняю я и нажимаю отбой.

Мне вообще не следовало уезжать. Смешно: в такой момент я обращаюсь к Хардину несмотря на все, что он сделал.

Прошло достаточно много времени, прежде чем я доехала до его дома, однако я по-прежнему плачу. Я стараюсь привести себя в приличный вид, но макияж растекся по всему лицу. Выхожу из машины и вижу, что Хардин стоит у входа, весь в снегу. Не задумываясь, бегу к нему и обнимаю. Вероятно, удивленный моим внезапным проявлением эмоций, он отступает назад, но затем тоже обнимает меня и крепко держит, пока я плачу, уткнувшись в его мокрую от снега толстовку.

Хардин

Кажется, прошла целая вечность после того, когда я обнимал ее последний раз, – и это так прекрасно, что я даже не могу подобрать слов. Когда я заключаю ее в объятия, все тело расслабляется, – я не думал, что дождусь этого. В последнее время она была такой далекой, такой холодной. Я не виню ее, но мне было чертовски больно.

– Все хорошо? – спрашиваю я, уткнувшись в ее волосы.

Я чувствую, как она кивает, но продолжает плакать. Я понимаю, что ей плохо. Ее мать наверняка наговорила ей всяких гадостей. Я знал, что это случится, и, если честно, мое ревнивое «я» радуется – что бы она там ни натворила. Я рад не тому, что мать обидела Тессу, а тому, что моя девочка вернулась ко мне в поисках утешения.

– Идем внутрь, – говорю я.

Она кивает, но не отпускает меня, так что я сам убираю ее руки, и мы заходим в дом. Ее прекрасное лицо испачкано темными потеками туши, а глаза и губы опухли от слез. Надеюсь, она не проплакала всю дорогу.

Как только мы заходим в холл, я снимаю с себя шарф и обматываю им ее голову и уши, будто накрываю мягким сиреневым капюшоном. Наверное, она замерзла в одном платье. Это платье… обычно я начал бы представлять, как снимаю с нее эту тонкую ткань. Но не сегодня, не сейчас, когда она в таком состоянии.

Она безумно мило икает и натягивает шарф. Сбоку торчат светлые волосы, отчего она выглядит еще более юной, чем обычно.

– Хочешь поговорить об этом? – спрашиваю я, пока мы выходим из лифта и идем к нашей… то есть к квартире.

Она кивает, и я открываю дверь. Мама сидит на диване; выражение ее лица становится еще более обеспокоенным, когда она видит, как сейчас выглядит Тесса. Я кидаю на нее предупреждающий взгляд в надежде, что она вспомнит о своем обещании не заваливать Тессу вопросами о том, почему она вернулась. Мама отводит взгляд и смотрит в сторону телевизора, изображая безразличие.

– Мы пойдем поговорим в комнате, – говорю я, и мама кивает в ответ.

Я знаю, что она сходит с ума от невозможности пообщаться сейчас с ней, но от ее любопытства Тессе станет только хуже.

По пути в спальню я останавливаюсь в коридоре и включаю термостат на полную – вижу, как сильно она замерзла. Когда я захожу в комнату, Тесса сидит на краю кровати. Не представляя, насколько близко она меня подпустит, жду, пока она заговорит.

– Хардин? – Ее голос звучит слабо и хрипло, а значит, она действительно проплакала всю дорогу от самого дома, и я начинаю еще больше за нее волноваться.

Подхожу, и, к моему удивлению, она хватает меня за футболку и тянет к себе так, что я оказываюсь прямо перед ней, между ее ног. Это еще серьезнее, чем все, что вывалила на нее мать.

– Тесс… что она натворила? – спрашиваю я.