Женщина почти без сил опустилась на табуретку.

– Ну и что с нами со всеми будет, когда вы разведетесь? – в полной тишине угрюмо спросила средняя дочь Леля. – Куда мы все денемся-то?

– Вы никуда не денетесь! – поспешил сказать Евгений. – Как жили в этой квартире, так и останетесь здесь. А я… я съедусь с бабушкой… Пока… А потом… в общем, потом видно будет…

Лана хотела возразить, что он вовсе не должен покидать квартиру, которую сам и получил, но тут же осеклась. Ей уезжать некуда. Мать с отцом живут в старом доме, в тесной двушке-распашонке, одну из комнат которой занимает парализованная бабушка. Привести туда своих детей Лана никогда не посмела бы. Она еще обдумывала создавшееся положение, когда послышались сдавленные всхлипы десятилетнего Виталика. Женщина дернулась было к сыну, но возле него первым оказался Евгений.

– Брось, парень! – сказал он ему, положив руку на плечо. – Ты ж мужчина! И потом… Мы с тобой не расстаемся! Будешь приходить к бабушке, и мы с тобой… как всегда… и на рыбалку, и за грибами… если задача какая-нибудь не будет получаться – тоже приходи… Да и так просто забегай… без задачи… ну… то есть… без всякого повода… Я тебе всегда буду рад. Да и вы, девчонки, приходите…

В конце концов голос Евгения сорвался, некрасиво забулькал, и его обладатель, отбросив наконец газету, вынужден был уйти из кухни. Вслед за отцом убежал Виталик, уже громко голося и даже как-то по-собачьи повизгивая.

– Ну вы даете! – громко возмутилась Рита, и тоже вышла из кухни, резко поднявшись и с грохотом опрокинув табурет. Вслед за ней с непроницаемым лицом отправилась вон и Леля.

Лана осталась одна подле кастрюли с наваристым грибным супом, который никто в тот день так и не попробовал.

Только Евгению Лана была обязана тем, что развод и разъезд не отвратили от нее детей. Муж вел себя настолько уважительно по отношению к прелюбодейке-жене, которая, как ни крути, хотела от него освободиться, что дети не смогли не проникнуться мамиными обстоятельствами. Отец побеседовал с девочками, и они, и без того романтически настроенные по природе своей, не могли не принять в сердца историю первой любви матери, а потому довольно быстро простили ее, тем более что видели: родители расходятся без ссор, скандалов и склок, оставаясь в теплых дружеских отношениях. С Виталиком было сложнее, но и он примирился с новым положением вещей, поскольку отец, как и обещал, его не забывал, часто приходил в гости, да и сам мальчик почти все выходные проводил у него, жившего теперь с бабушкой всего лишь в квартале от них.

Когда Лана наконец расписалась с Юрой, им удалось уговорить Любу Михалкову обменяться квартирами. Люба с семьей поехала в ту, которая принадлежала Чесноковым, а Лана с детьми стала соседкой Майоровых. Евгений никаких препятствий этому не чинил, а Юра сделал дверь между квартирами, пробив стену, и они зажили одной многодетной семьей.

Юрины дети выглядели такими испуганными и несчастными, что Ланины как-то сразу взяли их под свое покровительство и никаких сцен ревности не устраивали. А Светочка с Сашей были рады тому, что у них снова полная семья: с мамой, папой и даже с новыми сестрами и братиком. Они, конечно, называли Светлану Николаевну тетей Ланой, но очень скоро стали относиться к ней, как к настоящей матери, потому что чувствовали, что она искренне их любит. Иногда Лане делалось нестерпимо стыдно перед погибшей Юриной женой, которую даже собственные ее дети вспоминают все реже и реже. Ирина Викторовна будто освободила в этом мире место для Ланы, на котором одном она только и могла быть счастлива. Юра говорил ей на это стандартную фразу «живым живое», а потом они вместе ехали на могилу к Ирине с большим букетом цветов, и Лана как-то успокаивалась. В конце концов, мучайся не мучайся виной перед ней, изменить уже все равно ничего нельзя.

Конечно, Лана мучилась и виной перед Евгением. Выбросить его из своей жизни она не могла. Не было дня, чтобы женщина не вспомнила его, не упомянула в разговоре. Он будто просто уехал от нее куда-то на время, чтобы потом обязательно вернуться. Лана часто ловила себя на том, что какие-то события словно откладывает в памяти, чтобы потом рассказать мужу. Через пару минут поправляла себя: бывшему мужу… у нее теперь другой муж – Юра… А потом снова, забывшись, представляла, как Евгений прочтет вслед за ней книгу, которую они потом обсудят. Это вовсе не значило, что она не была счастлива с Юрой. Была! Еще как была! Но Евгений будто бы оставался с ней рядом.

А потом Чесноков вдруг куда-то пропал, перестал заходить в гости. На вопросы Ланы его мать, Антонина Кузьминична, сквозь зубы отвечала, что он уехал устраивать свою судьбу, поскольку является живым человеком, мужчиной, которому нужны женская забота и ласка. Не его вина в том, что женщина, которую он любил, оказалась предательницей, а потому лучше ей – этой самой предательнице – вообще забыть дорогу в дом бывшего мужа и даже не думать мозолить ему глаза в том случае, если он вдруг вернется из поездки не один.

Лана и не стала бы мозолить, если бы Евгений вернулся с другой женщиной, она ему не враг. Но через пару месяцев предстоит свадьба Виталика и Светы, и хотелось бы, чтобы Чесноков на ней присутствовал. Свадьба детей – это счастье, и Евгений – отец – должен им насладиться в полной мере. Конечно, лучше бы первой выдать замуж Риту, которой уже двадцать шесть, но над этим нет их родительской власти.

* * *

Татьяна Ермакова удовлетворенно оглядела сына, облаченного в строгий костюм-тройку цвета маренго, и сказала:

– Ну что ж… Если будешь держать спину, то, пожалуй, и сгодишься…

– Ты же знаешь, что спина у меня больная, – отозвался Владимир Чесноков, который с годами становился все более и более похожим на Евгения, если не считать несколько косоватой сколиозной сутулости, вылечить которую так и не удалось. Да и разве вылечишь ее на зоне, где он побывал уже дважды, оба раза попавшись на квартирных кражах. В тех местах все болезни только усугубляются. После второй отсидки Владимир решил завязать с криминалом и даже устроился на Дольский механический завод фрезеровщиком, как когда-то мечтала его бабушка Антонина Кузьминична. В двадцать девять лет он не был женат, что Татьяне очень хотелось исправить. Хорошо бы он еще и съехал от нее к жене, но для этого сначала надо эту самую жену ему отыскать. Именно с матримониальными целями Татьяна и собирала сына на свадьбу к Майоровым, у которых обязательно соберется самый девичий цвет Дольска – подружки со стороны невесты и незамужние дочери Ланы и Женьки, Ольга с Маргаритой.

– Только умоляю тебя, напьешься – не лезь к Ритке! – увещевала своего Володю Татьяна. – Она тебе сестра! Заруби это еще раз на носу, если до сих пор не зарубил!

– Но ведь не единоутробная! – отозвался он и неприятно расхохотался.

– Ну и что! По отцу она тебе самая настоящая сестра! Понял?!

– Да давно уже понял! – Володя вырвался из рук матери, которая поправляла ему узел галстука, и направился к дверям.

– И вообще Ритка тебе не пара! – крикнула ему в спину мать. – Она кто?! Красавица и умница, о которой парни всего Дольска мечтают. А ты кто? Недоучка и бывший зэк в квадрате!