— Сначала поговори с врачом, — настойчиво советовал он.

— Ты просто боишься, что я на него наору.

— Ты и так на него наорешь. Но сначала поговори с врачом.

Доктор был готов с ней побеседовать; Кимберли и в самом деле хотелось на кого-нибудь наорать.

— Это был сердечный приступ? — спросила она.

— Давление повышено, пульс учащенный, — сообщил врач. — И это наводит меня на мысль о том, что возможность приступа не исключена. Нужно тем не менее провести ряд исследований, прежде чем делать выводы.

— Так проведите!

— Ваш отец должен отправиться в больницу.

Кимберли прищурилась:

— Он по-прежнему отказывается ехать?

— Ваш отец полагает, что он всего лишь переволновался, — и это, судя по всему, не исключено.

— Кто здесь врач, вы или мой отец?

— Вашего отца очень трудно переубедить.

— Кто-нибудь мне поможет? Если у него нет с собой пистолета — значит, я единственный член нашей семьи, у которого есть оружие. Следовательно, полагаю, мне удастся настоять на своем.

Доктор незаметно сделал шаг назад.

— Мне бы хотелось знать, кто-нибудь из родителей вашего отца страдал сердечными заболеваниями?

— Его мать умерла молодой. По-моему, от рака. А отец… — Кимберли помедлила и наконец сказала: — От болезни Альцгеймера.

По крайней мере это было недалеко от истины.

— А их родители? Ваши прабабушка и прадедушка?

— Не знаю.

Врач задумался.

— Мое мнение как специалиста таково: наилучшим решением было бы немедленно отправить вашего отца в больницу и провести серию анализов. Если больной тем не менее решительно против этого, — он закатил глаза, — то я могу по крайней мере порекомендовать ему отдых, горячий душ и сухую одежду. И никаких нагрузок в течение следующих сорока восьми часов.

— Да, вы правы. — Кимберли огляделась и тяжело вздохнула. — Вы не знаете, почему здесь столько полиции?

— Полагаю, у них горячая пора.

— Пока Рэйни не нашлась, я не смогу удержать отца в отеле.

— Тогда хотя бы обеспечьте ему относительный комфорт. Сухая одежда, горячий суп, несколько часов сна. Если он на что-то пожалуется, немедленно вызывайте 911. И пожалуйста, мисс Куинси, не выпускайте его из поля зрения.

Врач собрал вещи. Кимберли подошла к машине. Отец сидел с закрытыми глазами, но она не верила, что он спит. Забравшись на заднее сиденье, она положила его ноги к себе на колени и принялась массировать лодыжки. Кимберли внимательно посмотрела на его лицо и с облегчением увидела, что оно по крайней мере слегка порозовело.

— Мы не сдадимся, — негромко сказала она и добавила: — Рэйни знает, что ты ее любишь, папа.

Куинси наконец открыл глаза:

— Нет, детка. В этом-то и была проблема. Она никогда мне не верила.

Кимберли наклонилась к отцу и обняла его. И впервые в жизни он не отстранился.

Вторник, 19.04

Письмо пришло через час. Репортер «Дейли сан» Адам Даничич объявил, что он полмили шлепал по грязи к своей припаркованной машине лишь затем, чтобы обнаружить на ветровом стекле полиэтиленовый пакет.

По-прежнему готовый к сотрудничеству, как он заверил Кинкейда по телефону, Даничич привез посылку в «штаб». Как догадался Кинкейд, репортер предварительно сфотографировал письмо.

Посылка, как выяснилось, состояла из двух частей — обернутого в полиэтилен письма и еще одного пластикового пакета, наполненного чем-то темным и зловещим. Содержимое подергивалось. Пакет был покрыт каплями воды, так что рассмотреть его как следует не удавалось.

— Сначала письмо, — сказал Кинкейд. За столом в «штабе» он занимал место председателя. Рядом с ним стояли Шелли Аткинс, Куинси, Кимберли и, наконец, Мак. После приступа Куинси вел себя очень тихо. Кинкейд понял, что работать теперь будет проще, но по-прежнему волновался за него. Не то чтобы он был готов прижать его к сердцу, но бывший агент ФБР начинал ему определенно нравиться. И он искренне беспокоился о том, что могло случиться с его женой.

Сержант натянул одноразовые перчатки и осторожно развернул письмо. Бумага была сложена вдвое, квадратиком. Чернила расплылись — письмо отсырело, несмотря на то что было завернуто в полиэтилен. Кинкейду пришлось потрудиться, чтобы раскрыть его, не разорвав.

Развернув листок, он прочел вслух:

— «Уважаемые представители прессы и силовых структур! Я изложил вам свои простые требования и пообещал, что, если вы сделаете, как я прошу, никто не пострадает. Вы предпочли поступить вопреки моей просьбе, предпочли бросить мне вызов, выпустить зверя из клетки, и теперь все последствия на вашей совести. Сумма выкупа поднимается до двадцати тысяч. Наличными. Скоро поймете почему. Завтра, в десять утра. Принести деньги должна женщина. Дайте ей мобильник Куинси. Я позвоню ей и передам указания. Если снова не послушаетесь — будет хуже. Как вы видите, я человек слова. Искренне ваш, Натан Леопольд».

— Леопольд? — уточнил Кинкейд.

Шериф покачала головой. Куинси тоже.

— Я могу поискать имя в Интернете, — сказала Кимберли, но не тронулась с места. Она не отрываясь смотрела на полиэтиленовый пакет. Он шевелился и как будто двигался сам по себе.

Кинкейд пристально взглянул на репортера, который по-прежнему маячил в комнате.

— Вы это трогали? — Он указал на пакет.

— Нет, — ответил Даничич.

— Я не шучу. Вы открывали его, пытались заглянуть внутрь?

Даничич покраснел. Он вздернул подбородок, как будто оскорбили его профессиональную гордость, но потом все же признался:

— Да, я об этом подумал. Но эта штука так дергалась у меня в руках…

— Дергалась?

— Ну да. Честное слово. Я решил, что лучше оставить ее профессионалам.

Кинкейд приподнял бровь. Впервые он заметил, что Даничич занял место поближе к двери. Ясно, что репортер «Дейли сан» не собирался полагаться на удачу.

Сержант тяжело вздохнул и потянулся к пакету. Сзади раздался негромкий щелчок — это Шелли Аткинс расстегнула кобуру. Кинкейд остановился.

— Вы знаете, что это такое? — спросила Аткинс.

— Нет, но я бы предпочел, чтобы у меня остались целыми все пальцы.

— Ладно, постараюсь сохранить вам пальцы. Впрочем, за мизинцы не поручусь…

Кинкейд поднял мокрый от дождя пакет и осторожно его пощупал. Что-то плотное, свернутое кольцом. Ему это не понравилось.

— Если это змея, — негромко сказал он Шелли, — то плевать на мои пальцы, снеси ей башку. Пристрели ее.

— Ладно…