Он прикрыл на мгновение глаза. А когда открыл их, Гаврила исчез, словно и не маячила его фигура еще секунду назад на фоне светлого проема. Алексей полежал некоторое время, прислушиваясь. Затем откинул одеяло и подполз к выходу.

И чуть не вскрикнул от неожиданности. Лохматая голова возникла в проеме. Сверкнули белки глаз на темном лице. Сердце у Алексея ухнуло в пятки. Но, слава богу, это был не Гаврила, а Иван. Вавилов на ходу сбросил с себя тужурку, стянул сапоги и нырнул под одеяло. Зубы его выбивали дробь, а руки были холодными, как лед.

— Замерз? — не нашелся, что спросить, Алексей.

Иван с готовностью закивал головой и с трудом произнес:

— В-в-выпить… Г-г-где?

Алексей нырнул рукой под подушку. Под ней покоилась плоская фляжка с водкой, залитой еще в Североеланске. Иван схватил ее и сделал несколько торопливых глотков. Алексей поднес ему кусок окорока, который захватил с ужина. Иван с той же готовностью и быстротой расправился с мясом. А после, утерев рот рукавом, откинулся на подушки и умиротворенно вздохнул:

— Ну, теперь другой коленкор! Жить будем! И очень долго!

— Что-нибудь разглядел? — с нетерпением спросил Алексей.

— А тебе, что ж, весь обзор перекрыли? — усмехнулся Иван. — Я как увидел, что Гаврюха точно на насест взгромоздился, чуть через забор не сиганул. Думал, вдруг Никита решится за баней пошарить. Представляешь, если б он меня обнаружил? Стыда бы вовек не обобраться!

— Иван, — Алексей схватил его за плечо, — опять издеваешься? Говори, не тяни купца за…

— Ладно, чего там, не обижайся, — Иван пьяненько хихикнул. — Не зря я задницу морозил. Углядел, да такое! — Он помотал головой и неожиданно серьезно посмотрел на Алексея. — Углядеть-то углядел, но, кажется, все еще больше запутываюсь. — Он снова сделал глоток из фляжки и протянул ее Алексею. Тот быстро отхлебнул, даже не почувствовав вкуса спиртного, и сжал флягу в руках, весь превратившись во внимание.

Иван откинулся на подушки и стал рассказывать:

— Пребывать в засаде по любому случаю дело паскудное!

Особенно если в огороде лежишь, между грядок, или в картошке хоронишься. Роса с кустов тебе за шиворот стекает, мухи-комары в кровь едят, а ты лежишь как связанный, и даже обмахнуться — ни боже мой! Потому после и ноги ломит, и спина отнимается! — Он вздохнул и сделал новый глоток из фляжки, которая незаметно перекочевала в его руки.

— Не отвлекайся! — нетерпеливо попросил его Алексей. — Про страдания потом поплачешься. Расскажи, что увидел, когда атаманша возле бани появилась?

— Бесчувственный ты, Алешка! Посмотрю, как запоешь, когда до моих лет доживешь! — беззлобно огрызнулся Иван, но продолжал свой рассказ уже без ненужных подробностей. — Елена Сергеевна вошла в баньку, свет зажгла, но я в окно не успел заглянуть. Тут же атаман объявился. Вошел следом за ней. Через пару секунд Елена Сергеевна вынесла кусок войлока и расстелила на траве возле забора, а Никита вынес на руках ребенка. Руки и ноги у него в лубках, голова забинтована. Вынес и на кошму положил. После перекрестились оба.

И быстро-быстро пошли к дому. И ни разу не оглянулись. — Иван перевел дыхание. — А я в это время сижу в своих кустах и решаю: то ли подобраться мне к мальчонке и рассмотреть его поближе, то ли выждать некоторое время. Не зря ведь они его из баньки вынесли и на траве оставили…

— Так это был все-таки ребенок? — протянул удивленно Алексей. — Неужто тот самый, что в порог прыгнул?

— Чего не знаю, того не знаю, — покачал головой Иван, чьи движения обрели некоторую плавность, свойственную подвыпившим людям. — Однако побился он изрядно, похоже, именно он сиганул с моста. — Он вновь приложился к фляжке и откинулся головой на подушку. — Но слава тебе, господи, что не решился я выползти из лопухов. Только-только атаманово семейство скрылось в избе, как перемахнули через забор три фигуры в черных балахонах, подхватили мальчонку на руки и были таковы! Может, их и больше было, остальные просто в кустах прятались, про то не скажу, не видел. Понял только, что они верхами пришли, лошадь одна всхрапнула слегка, видно, когда раненого к ней поднесли. А так ни единого звука! Даже стука копыт не услышал. Наверно, тряпками их обмотали, бисовы дети!

— Ты говоришь, они были в черных балахонах? Опять, что ли?

— Опять и без что ли, — произнес устало Иван. — Мало того, у каждого из них на руке такое же кольцо, как у Евпраксии. И сдается мне, что одна фигура и двигалась легче, да и в спине поуже была, чем остальные. Наверняка снова наша знакомая шуровала.

— А у мальчонки кольца не заметил?

— Так я ж сказал, он весь в лубках да в бинтах! Разве что углядишь? — объяснил Иван.

— Выходит, этот ребенок имеет какое-то отношение к ратникам? — уточнил Алексей. — И Евпраксия оказалась в станице лишь потому, что хотела разузнать о его судьбе.

— Для этого не стоило появляться в станице, — усмехнулся Иван. — Думаю, про мальчонку эти господа в бахотне знали уже к утру. А на майдане деваха крутилась совсем по другой причине. Вполне вероятно, что поджидала обоз. Хотелось бы знать, чем он ей так интересен?

— Получается, что и в городе она его караулила? Сдается мне, она все время стояла как раз под аркой и следила за его прибытием. Ты помнишь, откуда она выскочила?

— Помню, чего не помнить? — вздохнул Иван. — И агенты Ольховского, видно, не один час ее пасли. И не меньше, чем из трех точек…

— И Глухарь вовсе не немой… Вспомни, как он на близнецов рявкнул. Но почему он затесался в проводники? Может, и впрямь какое задание выполняет?

Иван рассмеялся:

— А я что тебе говорил? Он такой же немой, как я — святая дева Магдалина. Представь его рожу, когда он нас завтра увидит?

— Ты, что ж, решил его задержать? — опешил Алексей. — Но это значит, что мы влезем не в свое дело!

— Вот и узнаем об этом прямо от него! А после Голдовского к стенке прижмем, — произнес Иван и с досадой добавил. — Все равно не будет покоя, если отпустим их с миром, Алешка. После век себе не простим, если какое непотребство прошляпим. А я всем своим нутром чувствую, что непотребство затевается изрядное, какого на моем веку еще не встречалось.

— А если вся эта история выеденного яйца не стоит? — сомневался Алексей. — И мы с тобой от нечего делать накрутили в голове черт-те что, над чем сами после хохотать будем до упаду?

— Лучше хохотать, чем слезами умываться, — заметил глубокомысленно Иван. Он приподнялся, взбил подушку и снова улегся. Затем хлопнул приглашающе ладонью рядом с собой. — Ложись давай! Поспать надо! Утро вечера мудренее!

— Теперь придется весь груз обратно распаковывать, — произнес огорченно Алексей. — Никита распорядился, чтобы к утру все было готово.

— Зачем его распаковывать? Нам и дня хватит, чтобы со всеми делами управиться, — вполне беспечно ответил Иван. — Отправимся на озера послезавтра. Жаль, конечно, но что поделаешь, если у нас планида такая… — Он повернулся к Алексею спиной и натянул одеяло на голову.