— Коней? — обрадовался Шаныпин. — Это мы мигом!

Я сам…

— Постой, не суетись, — перебил его Иван. — Пока мы с Алексеем Дмитричем будем своими делами заниматься, обдумай ответ на мой вопрос, Никита Матвеевич. И я тебя прошу, очень серьезно подумай, если решишь ответить на него не так, как следует. — Прищурившись, Вавилов жестко посмотрел на казака и быстро, словно выстрелил каждое слово, произнес:

— Кто такие ратники? И почему Евпраксия появилась вчера в станице?

Атаман побледнел. Желваки заходили у него на скулах.

Но Иван был неумолим.

— Лучше не виляй! Расскажи честно, где собака зарыта!

Для тебя лучше, если это преступление быстро раскроем, и моли бога, чтобы Голдовского нашли живым! По крайней мере, мы с Алексеем постараемся сделать все возможное, чтобы неприятностей для тебя было гораздо меньше, чем это может случиться.

Атаман махнул рукой. Лицо его осунулось и постарело.

Но на длинную тираду Ивана он ничего не ответил, лишь повернулся и медленно пошел в гору, где уже гарцевали в полной боевой готовности с десяток казаков во главе с Гаврюхой.

— Жалко мужика, — Иван проводил поникшую фигуру атамана взглядом, — но сколько можно на двух стульях сидеть? Думаю, пришла пора всю эту братию выводить на чистую воду! Я пока осмотрю лагерь, хотя наверняка это чертово племя затоптало все следы подчистую. — Он с тоской оглядел обширное пространство берега, занятое под лагерь экспедиции. — Знать бы, в каком направлении они уволокли Голдовского. Самое обидное, если будем искать в тайге, а они схоронили его здесь же, в станице, и ждут удобного момента, чтобы вывезти пленника без особых потуг. А самый удобный момент для них, если мы отправимся на поиски в тайгу.

— Вряд ли ратники спрятали его в станице, — усомнился Алексей, — тогда бы они не забирали мальчонку из бани.

Сам говоришь, он сильно покалечен. Лишний раз его не стали бы тревожить. А так, вернее всего, они ушли в тайгу, а Голдовского прихватили попутно… Только с какой целью?

Может, действительно выведать что-то хотят?

— Соображаешь ты быстро и правильно, — Иван одобрительно хлопнул его по плечу, — только чует мое вконец истерзанное сердце, что Голдовского украли с весьма дурными намерениями, иначе не настучали бы агликашке по голове.

Очень сильно рисковали, спешили, а это говорит об одном: они расправятся с ним, и в ближайшее время.

— А, может, узнают у него все, что надо, и отпустят? — предположил Алексей, сам не слишком веря в свои предположения.

— Нет, не отпустят. — Иван быстрым шагом направился к лагерю, на ходу поясняя свою версию преступления. — Скорее всего, именно Голдовский прикончил бабок, или их убил кто-то другой, но по его наводке. Определенно ратники про то узнали и решили его примерно наказать, но прежде выяснят, кто истинный убийца и вор и в чьи руки эти книги попали. Наверняка ведь не только Чурбанов древностями интересуется.

Они подошли к лагерю, и Иван строго посмотрел на Алексея.

— Карточка агента у тебя с собой? — Ив ответ на его кивок тяжело вздохнул:

— Эх, грехи наши тяжкие! — потом, перекрестившись, добавил:

— И служба собачья!

Высокий, косая сажень в плечах, индус перегородил им дорогу, выставив перед собой винтовку как шлагбаум. Но Иван ткнул ему под нос карточку агента и повелительно произнес:

— Пропустить! Русская полиция!

Индус с готовностью отступил в сторону и подобострастно закивал головой:

— Russian policy! Russian policy! Welcome! You are welcome…[31].

— Всегда пытаюсь быть вежливым, когда работаю с чужестранцами, но эти паскудники у меня уже всю кровь выпили! — проворчал Иван, вглядываясь в то месиво, в которое превратилась поляна после дождя. Индусы сновали по ней взад-вперед все утро, нисколько не заботясь о том, чтобы не затоптать следы, если они были. В отличие от Корнуэлла исчезновение переводчика их перестало волновать, как только они услышали слово «полиция». Они предпочитали заниматься своими делами: стаскивали в одно место тюки, поили лошадей, проверяли подпруги, но палатки пока не разбирали.

Оба проводника заняты были не меньше, но все ж успевали бросать косые взгляды в сторону Алексея и Вавилова, которые прежде всего осмотрели злополучную палатку изнутри, затем обошли ее снаружи, но так ничего и не нашли. Правда, они не слишком надеялись на удачу: земля у задней стенки палатки, зиявшей крестообразным разрезом, сквозь который вытащили Голдовского, была истоптана не меньше, чем везде.

Вероятно, здесь отметились все участники экспедиции, и не единожды.

Иван вздохнул, пробормотал что-то явно нелестное в адрес бестолковых басурман и направился к входу в палатку. Сэр Корнуэлл сидел внутри, а чернобородый Ахмат накрывал стол к завтраку. Даже в этой, весьма неприятной ситуации англичанин не менял своих привычек. Иван с удивлением посмотрел на армейскую миску с овсянкой, которую Ахмат поставил перед ним, затем перевел взгляд на Корнуэлла. Тот улыбнулся и пояснил по-английски, а Алексей перевел, как мог:

— Лучший завтрак для джентльмена — овсяная каша.

— Да уж, — расплылся в ответной улыбке Иван и с явным намеком на лошадиную челюсть Корнуэлла заметил:

— Поешь столько овса, зубы точно как у жеребца вырастут!

— Джеребтса? — удивился Корнуэлл. — Что есть «джеребтса»?

— Господин Вавилов согласен с вами и говорит, что силы после овсяной каши, как… — Алексей напрягся, пытаясь вспомнить, как по-английски «жеребец». Не вспомнил, и перевел его как «father-horse»[32]. Англичанин посмотрел на него с изумлением, но переспрашивать больше не стал. А «переводчик» показал Ивану из-за спины кулак и многозначительно насупил брови.

В дополнение к овсянке им пришлось съесть по одному сваренному всмятку куриному яйцу и выпить по крошечной чашечке кофе с деревенскими сливками. Алексею вдруг вспомнилась высокая, щедро политая топленым маслом стопка блинов, которые в доме атамана подавали с медом, сметаной, икрой, вареньем — на выбор, что душа пожелает, да еще сожалели, когда гости отвалились от стола после первого десятка блинов. В семействе Шаньшиных это считалось за разминку.

Но отказываться от английского угощения не имело смысла, и они позавтракали с хозяином. Только те полчаса, которые они провели за столом сэра Корнуэлла, Алексею показались бесконечными. Иван, вспомнив о своих обетах быть вежливым с иностранцами, принялся рассуждать об особенностях английского и русского характера. При этом он изъяснялся столь витиевато и изысканно, что Алексей не раз за это время пожалел, что нет рядом палача, который прищемил бы язык Вавилову своими щипцами или вздернул не в меру болтливого приятеля на дыбу… Но об этом он мог только мечтать и еще надеяться, что завтрак когда-нибудь кончится. легче! Близнецы здесь у себя дома, а дома, как известно, и стены помогают. Втайне Алексей уже сомневался, правильно ли они поступили, заявив о своей службе в полиции, и не закончится ли их вмешательство полнейшим конфузом.