— Замечательно, не станем расстраивать старушку. У вас здесь найдется чем накормить усталого слушателя классической музыки?

— Здесь? Зачем здесь? Там ведь все есть, Николай Георгиевич.

— А я хочу здесь, как-то привычнее, на кухне-то, — ответил он и решительно уселся за кухонный стол.

Наташка полезла в холодильник. Не спорить же с родственником хозяйки? На столе появилась покрытая инеем бутылка джина, нерезаный кусок буженины, простая миска с модернизированным оливье. Все остальные салаты затевались без запаса в холодильнике и были на столе в гостиной, горячее, мясо с луком и яблоками в вине, еще томилось на медленном огне в духовке, картошка тоже только закипала. Кажется, его такое сильно урезанное меню вполне устраивало. Он спросил, позволит ли она ему курить и не выпьет ли рюмочку за компанию. Он расположился на кухне всерьез и надолго, он намеревался провести вечер в ее обществе. Наташка, крайне смущенная и обрадованная этим обстоятельством, ужасно боялась сморозить какую-нибудь глупость, показаться ему неинтересной. Разочаровать.

В гостиной тем временем все расселись и ждали дядю Колю. Тот как провалился на этой кухне. Людмила уже поняла дядькину затею и была ему остро, почти до слез, благодарна. Сама она ничего поделать не могла, а вот дядька мог, причем абсолютно безнаказанно. Ираида не хотела ставить подругу в неловкое положение и вопросов не задавала. До Владимира тоже дошло, почему дядя Коля не сидит за общим столом.

— Ну где же Николя? — озабоченно спрашивала Олимпиада Эдуардовна во второй раз. И оглядывала присутствующих. Как бы она к нему ни относилась, он был очень влиятельным человеком в городе, ссориться с ним ни при каких обстоятельствах было нельзя. Да и этикет…

Владимир смотрел на жену умоляюще: сходи, сходи за ним, ради бога! Заметив этот взгляд, Людмила едва заметно покачала головой: тебе надо, ты и иди. Из-за двери раздался тихий смех Николая Георгиевича. Владимир обреченно вздохнул и сказал:

— Начнем без него.

Начали несколько напряженно. Чокнулись просто за встречу, можно сказать, без тоста, как алкоголики. Вера Георгиевна, привыкшая к своевольным поступкам младшего брата, попыталась разрядить атмосферу, нахваливая экзотический салат и спрашивая, почему оливье вовсе не похож на оливье. Потом попытались заговорить о концерте, но разговор завял в самом начале. Да, всем понравилось, а дальше-то что? Ираида предложила налить по второй. Олимпиада Эдуардовна вслух поддержала некультурную подружку невестки, а мужу шепнула, что где это видано, что бы женщина, да еще в гостях, выпить предлагала? Одно слово, алкоголичка.

На самом деле у Ираиды был план. Она тоже хотела смыться на кухню, или в Париж, или на Луну, в общем, подальше от гламурного общества. А после второй рюмки у нее был бы совершенно легальный повод: курить хочется. Как бы потом там остаться умудриться…

— А знаете, почему на Севере не холодно? Я имею в виду, что здесь мороз тридцать градусов — чрезвычайное положение, а там — плевое дело? Так вот, Наталья Аркадьевна, столь низкие температуры, которые бывают за Полярным кругом, согласно законам физики просто вымораживают влагу из воздуха.

Он рассказывал ей про Север. Сам не знал, почему. Она слушала с интересом, иногда что-нибудь спрашивала, но от работы не отвлекалась ни на минуту. Следила за мясом, разогревала стейки из семги, порционные, с половинкой помидорчика черри на каждом кусочке, солила картошку.

Вошла Ираида. Поинтересовалась: тут секреты? Нет? Ну, тогда она покурит, ничего? Как-то сами собой перед ней появились вилка, тарелка, а на тарелке загорелая семга. Ираида потребовала рюмку и рассказ про то, как дядя Коля с коллегами провалились под лед на снегоходе. Как провалились — это не очень интересно, а вот как потом снегоход умудрились вытащить — другое дело.

Наташка извинилась и ушла подавать, наконец, горячее в гостиную, однако про своих кухонных гостей не забыла: улыбнулась и пообещала скоро вернуться. Как только дверь за ней закрылась, Ираида шепотом спросила:

— Влюбился?

Николай Георгиевич смутился и, кажется, впервые в жизни вместо прямого ответа на простой, конкретный вопрос опустил взгляд.

— Да ладно тебе, Коль, я же вижу, как ты на нее смотришь. Поверь, на тему смотрения и любви у меня эксклюзивный опыт. Отвечай честно, а то мой Егорка тоже в Наташку влюбился. Девка, конечно, золото. Даже бриллиант. Ну?

— Влюбился, Ид. Как пацан четырнадцатилетний. А что, сильно видно?

— Думаю, никто, кроме меня, не догадывается, — с заговорщицким видом сказала Ираида. — Чего делать думаешь?

— Застрелиться я думаю, я ж ей в отцы гожусь… — вздохнул он.

— Дурак ты, Колька. Сколько у вас разницы? Лет пятнадцать?

— Да.

— Мужской век долгий, так в позапрошлом столетии говорили, а может, и в восемнадцатом, я не знаю. Миллионы людей счастливо живут и с большими разницами. Ты бы ей сказал, а?

Ответить Николай Георгиевич не успел — вернулась Наташка. Довольная. Ее похвалили, сказали, что все гораздо лучше, чем в ресторане, особенно мама Владимира Ивановича довольна. Но это все ерунда. Самое главное, что Людмила улыбается.

Николай Георгиевич сидел, смотрел на Наташку и грустил. Сказать… Как у Ираиды просто все. Во-первых, он таких слов сроду никому никогда не говорил. Не было необходимости. Признание в любви для мужчины — вещь очень серьезная, он всегда считал, что подобными признаниями человек предоставляет другому полную власть над собой. Конечно, если честен, если не шутит. А такими вещами не шутят.

Ладно, хорошо, допустим, скажет он ей, что жить без нее не может, каждую свободную минуту думает о ней, и минут этих становится все больше, а вся остальная привычная жизнь интересует его все меньше. Дальше что? Звать ее замуж? А если откажет? Он, привыкший всегда добиваться своего, впервые знал, что отказ примет. А вот переживет — вряд ли…

Разница в возрасте… Тут Ираида права, вариант далеко не самый необычный, но северные ветры оставили на его лице свою печать. Да что там, пять лет назад он выглядел еще старше. Верка, сестра, даже заплакала, когда встречала его на вокзале. Здесь климат гораздо мягче, со временем морщины и резкие складки стали разглаживаться. Но что, если ей доведется услышать шепоток за спиной: вот, мол, повелась молодая да ранняя на миллионы Ордынцева? Или, наоборот, услышать придется ему: старый козел, а туда же, на малолетке женился…

Ах, как ему нужен повод, толчок какой-нибудь, событие… Чтобы у Натальи Аркадьевны либо не было возможности ему отказать, либо было время хотя бы подумать. Но так бывает только в сказках. И время не на его стороне. Собственно говоря, вообще непонятно, почему она до сих пор не замужем, почему не учится, не делает карьеру, почему она в прислугах? Надо у Людки спросить, как ему раньше в голову не приходило? Влюбился — и воспринимает все как данность. А головой подумать, логику включить?

Наташка аккуратно поставила грязные тарелки в раковину, подхватила стопку чистых и опять ушла в гостиную. Ираида покосилась на грязную посуду, вздохнула, потушила недокуренную сигарету, подошла к раковине и открыла кран: