– Дрянь, – прошипела вештица.

Усмехнулась, глядя, как хрипит и корчится на полу рабыня, обхватившая себя руками за горло. Зачарованные бусы, туго обвившись вокруг шеи, ядовито полыхали разноцветным огнем, а из-под них на горле Миленки проступали багровые пятна ожогов.

Ведьма усмехнулась еще раз и облизала губы.

– Вот этого, рыжего, я в жертву владыке Чернобогу и выберу. Слышишь, дрянь? Кровь у него и впрямь горячая. И, верно, сладкая. Хозяину понравится.

* * *

– Ближе к камышам держи, – тихо бросил через плечо Неждану Терёшка.

Остроносая лодка-однодеревка осторожно скользила вниз по течению, прижавшись к правому берегу – пологому, как и левый, поросшему камышом и ивой-ветлой. Плоскодонки эти – легкие, выдолбленные из осиновых стволов, в полторы-две сажени длиной – на реке Медведице так и зовут – осиновками. Чтобы управиться с верткой на стрежне, как водомерка, лодкой, хватает всего одного человека с коротким, выструганным лопаточкой веслом-гребком. И выросшие у реки мальчишки в Горелых Ельниках обучаются этой науке с малолетства.

Темно-красная каемка заката уже угасла над лесом. Над рекой плыл туман, белыми клочьями цепляясь за верхушки прибрежных тростников. Пахло свежей водой, жухлой осокой и, пряно и горьковато, палым осенним листом: ивы по берегам, полоскавшие косы в воде, уже бурели и облетали. Желтели и березы: еще неделя-полторы – и они отгорят по лесам, как янтарные свечи, и тоже сбросят листву.

В камышах что-то сильно плеснулось, ударив по воде: то ли рыба крупная играла – жерех или щука, то ли озорничала русалка.

Смолистые сосновые поленья, пылавшие на железной решетке-козе, которая была укреплена на носу лодки, пламя давали яркое и сильное – и оно бросало на воду трепещущий красный отсвет. Густые заросли тростника у берегов и распластанные на воде широкие листья кувшинок, тоже уже тронутые желтизной, в этом отсвете казались золотыми. По-осеннему прозрачная вода, спокойная и зеленоватая, просвечивалась до самого дна, и видно было, как колышутся в глубине, впереди по носу долбленки, плети опустившихся на песчаное дно водяных трав – и мелькают темные рыбьи тени.

Неждан приходился старосте Горелых Ельников Пахому шестым по счету внучатым племянником. Младше своего названого брата Терёшки он был на два года, а до рыбалки охоч не меньше. А бить щук Терёшка и Неждан улизнули нынче ночью без спроса, в который раз ослушавшись старших. Те на парней и так изворчались: дел в доме по хозяйству и на огороде немерено, лук вон с брюквой из грядок пора выкапывать, снопы в овин свозить, а эти двое по полночи пропадают на реке – и ходят потом, зевая весь день, как сонные мухи. Только как усидеть заядлому рыбаку ночью дома, когда начался осенний щучий жор и подошло время бить щуку с лодки острогой?

Неждан сидел на корме, лицом к стоявшему на носу Терёшке – и направлял лодку веслом. Рядышком, на дне осиновки, закутавшись в старый зипун, притих как мышонок Фролка – семилетний братишка Неждана, такой же кудрявый и чернявый. Он всегда таскался за парнями хвостом. А выведав, что они собираются на реку, пригрозил наябедничать на обоих взрослым, если не возьмут его с собой. Терёшка вздохнул, отвесил легонько приставучему названому братцу подзатыльник – и наказал счастливому Фролке сидеть в лодке тихо и смирно: иначе он его сам в воду выкинет.

Впереди, у берега, опять плеснуло. Терёшка зорко вглядывался в воду, крепко сжимая в руках длинный черемуховый шест остроги. Отблеск поленьев с ног до головы заливал его красным, а рыжие волосы казались в этом отблеске вовсе огненными.

– Стой, – шепотом велел он Неждану.

В коряжнике у камышей, над самым дном, шевельнулась тень – узкая и вытянутая, как огромное веретено.

Неждан придержал лодку на месте, и Терёшка беззвучно опустил в воду острогу, подводя ее к добыче.

Попасть в неподвижно стоящую на дне рыбину семизубцовой железной острогой и наколоть ее на острые и короткие зубья – дело вроде бы и нехитрое. Но кроме меткого глаза да крепкой руки нужны тут еще смекалка и немалая ловкость. Промажешь – попадешь или слишком близко к хвосту, или ближе к концу щучьего рыла – и щука сорвется с зазубрин. Уйдет, израненная, и уснет потом в камышах, загубленная без всякой пользы.

Ударил Терёшка быстро и точно. Осиновка заплясала на воде, и Фролка радостно пискнул, тут же зажав себе рот ладошкой: на выметнувшихся из воды железных зубьях, с которых стекали подсвеченные огнем капли, трепетало извивающееся щучье тело, тоже отливающее сейчас красным. Это была щука-травянка, какие водятся на мелководьях – крупная, аршинная.

– Пальцы не вздумай ей в пасть совать – тяпнет еще, – предупредил Фролку Терёшка, оглушив рыбу деревянной колотушкой и бросая на дно лодки.

Они с Нежданом переглянулись и оба разулыбались до ушей: рыбалка началась удачно.

Долбленка обогнула стену тростников, и Неждан короткими взмахами весла направил ее к толстой старой иве, шатром нависшей над омутком у берега, на излучине реки. Тут уже было глубже, и Терёшка, положив на дно осиновки свою острогу, потянулся за другой – подлиннее.

Что-то мелькнуло в воде под берегом, скользнув под плоским днищем лодки. Ни Неждан, который сосредоточенно греб, прикусив губу и сдвинув сросшиеся над переносицей брови, ни Фролка, не сводивший широко распахнутых глазенок-смородин с воды, этого словно и не увидели: как схватилась за борт осиновки белая и нежная девичья ручка с едва заметными перепонками между пальцами. Помахала Терёшке, показав ему на середину омутка – и снова скрылась под водой.

Терёшка опять улыбнулся – и его глаза, с озорством прищурившись, потеплели.

– Левее давай, – кивнул он Неждану.

Подкарауливавшая добычу на краю донной ямы, в зарослях кувшинок, большая черная щука походила на толстое бревно-топляк. Она метнулась было в сторону, но хорошо рассчитанный сильный удар остроги оказался проворней. Вода вскипела, лодка едва не черпнула бортом, вскрикнул Фролка, а острогу чуть не вырвало у Терёшки из рук – и он навалился на нее, прижимая ко дну. Ощутил, как неохотно сдававшаяся рыбина пошла тише – и принялся медленно подтягивать острогу к себе.

От удара хвоста поверхность воды раскололась брызгами, и тут уж и они с Нежданом едва сдержали крик восторга. На остроге, которую Терёшка с трудом вытащил из воды, трепыхалась, сверкая беловатым брюхом, пятнистая, острорылая, с темной прозеленью на боках донная щука.

Зубья остроги вонзились хищнице в спину точнехонько в трех пальцах от головы. Таким ударом может гордиться даже взрослый охотник на крупную рыбу: хребет добыче он перебивает сразу.

– Ну и здорова же, – выдохнул Неждан. – Ох, и мастак ты рыбу бить, Терёха!

* * *

Они вытянули лодку на песчаный скат лесистого берега неподалеку от омутка, подарившего столь богатый улов. Было близко к полуночи, и над лесом поднималась медно-красная ущербная луна. В камышах переквакивались лягушки – хоть уже и не так горласто, как летом.