Я подошёл к его столу, а он молча смотрел на меня и ждал, когда сестра закроет за собой дверь.

— Вы Гудвин и тоже гений? — поинтересовался он.

— Да, сэр, — ухмыльнулся я. — Заразился от Ниро Вулфа. А-а, вспомнил: Вулф похвастался перед мисс Барстоу, что он гений, и она, разумеется, рассказала вам. А вы, конечно, решили, что это шутка?

— Нет. Я человек широких взглядов. Но кем бы вы ни были, гением или упрямым ослом, я не могу из-за вас заставить своих пациентов ждать. Что означает ваша записка? Даю вам три минуты на объяснение.

— Вполне достаточно. Скажем так: Ниро Вулф располагает некоторыми фактами. На основании этих фактов он пришёл к заключению, как и почему умер Барстоу. Вскрытие подтвердило правильность его заключения и таким образом косвенно подтвердило правильность фактов. Следовательно, они стали неотъемлемой частью общей картины, и тот, кто убил Барстоу, должен соответствовать подтвержденным фактам. Никто из семейства Барстоу им не соответствует.

— Продолжайте.

— Продолжать?

— Это лишь общие слова. Уточните, что конкретно вы имеете в виду.

— Нет, увольте. — Я решительно тряхнул головой. — Гении так не работают. Вам не удастся вытряхнуть нас, как мешок из-под орехов. Во-первых, на конкретное подтверждение трёх минут мало. На это потребуется куда больше времени. Во-вторых, ничто не делается за просто так. Что вас заставило перепутать тромбоз коронарных сосудов, скажем, с эпилепсией, а после этого бояться подходить к телефону в течение нескольких дней? Или вы считаете само собой разумеющимся, что Ниро Вулф тратит своё время и деньги на то, чтобы разогнать тучи, сгустившиеся над вашей головой? Не думайте, что он согласится разгребать ваши неприятности. Считаете, что я написал вам эту записку лишь для того, чтобы полюбоваться на ваши бакенбарды? Нет, вы порядочный нахал!

— Чёрт побери! — не выдержал старикан. — Ваше негодование очень эффектно и впечатляет, но это только слова. — Доктор посмотрел на часы. — Думаю, мне не надо говорить вам, мистер Гудвин, как вы меня заинтриговали. И хотя я по-прежнему считаю извлечение скандалов из могил недостойным способом зарабатывать на жизнь, я буду признателен вам и Ниро Вулфу, если ваше заявление будет подкреплено доказательствами. Вы могли бы прийти сюда в половине седьмого?

Я покачал головой.

— Я всего лишь посыльный. Ниро Вулф обедает в семь. Он живет на Западной Тридцать пятой улице и приглашает вас отобедать с ним сегодня. Вы согласны?

— Разумеется, нет!

— Хорошо, тогда всё. — Мне уже порядком надоел этот замшелый столп общества. — Если вас от любопытства будет мучить чесотка, не вините нас. Особой нужды в ваших секретах у нас нет, просто хотелось по ходу дела во всём разобраться. Мои три минуты истекли.

Я повернулся, чтобы уйти, но не особенно спешил. Когда я коснулся дверной ручки, за спиной я услышал голос:

— Мистер Гудвин.

Не отпуская дверную ручку, я обернулся.

— Я принимаю приглашение мистера Вулфа, — произнёс доктор. — Буду у вас в семь.

— О'кэй. Я дам адрес вашей секретарше.

С этими словами я вышел.

Я часто гадал, сколько в Нью-Йорке найдётся людей, готовых дать Вулфу деньги взаймы. Я насчитал чуть больше тысячи, потом, подумав, ужал до тысячи. Конечно, тех, кто остался ему благодарен, гораздо больше, но есть и такие, у кого осталось достаточно причин ненавидеть его. Я понимал, что надо быть в определённых отношениях с человеком, прежде чем захочешь попросить у него денег, и, к тому же надо быть уверенным, что в ответ получишь деньги, а не недовольную гримасу или смущённое бормотание. Для этого должны быть взаимное доверие, доброжелательность, благодарность, не омрачённая сознанием обязательства, что всегда тяготит и оставляет чертовски неприятный осадок. Да, пожалуй, не более тысячи. Я не скажу, чтобы Вулф когда-нибудь злоупотреблял этим. Помню, пару лет назад, когда нам действительно понадобились деньги, я предложил обратиться к мультимиллионеру, который был обязан моему шефу такой безделицей, как собственная жизнь. Но Вулф, не задумываясь, отверг мою идею. «Нет, Арчи, — сказал он. — В природе есть закон: преодолев инерцию, движущая сила возрастает. Начав брать деньги в долг, я кончу тем, что уговорю министра финансов отдать мне золотой запас страны». На что я ему ответил, что, судя по состоянию наших дел, мы нашли бы применение золотому запасу, и не только ему. Однако Вулф наотрез отказался брать деньги в долг.

Следует заметить, что после обеда в среду в мой список безоговорочно был внесён доктор Натаниэль Брэдфорд. Вулф очаровал его, как он это умеет, если захочет. До прихода доктора, между шестью и семью, я коротко информировал Вулфа о событиях дня. За столом я сразу заметил, что Вулф разделяет моё мнение, что доктор Брэдфорд вне подозрений. Мой хозяин держался на редкость непринуждённо. Обычно от моего намётанного взгляда не ускользает тот момент, когда в беседе Вулф вдруг переходит на официальный тон, всегда означающий одно — у его собеседника прибавилось шансов угодить за решётку, и не без его, Вулфа, помощи.

На этот раз хозяин и гость беседовали об альпийских садиках, экономике страны и политиках из Таммани Холла[4]. Вулф выпил три бутылки пива, Брэдфорд — бутылку вина. Я пил молоко, правда, до обеда у себя в спальне подкрепился рюмочкой хлебной водки. Разумеется, я рассказал Вулфу, что думает старый доктор о профессии сыщика, и добавил от себя, как я расцениваю подобный выпад. На что Вулф ответил:

— Не принимай близко к сердцу, Арчи, это всего лишь пережиток фетишизации варварских предрассудков.

— Ещё одно эффектное изречение без всякого смысла.

— Ошибаешься, Арчи. Я не терплю дешёвых эффектов, пора бы знать. Создав манекен по своему образу и подобию и дав ему в нос, не будешь же ты ждать, что и у тебя пойдёт кровь из носа?

— У меня — нет, а вот ему, когда всё это закончится, я бы с удовольствием врезал.

Глядя на мою нехорошую ухмылку, Вулф скорбно вздохнул.

— Вот видишь, моё изречение не так уж лишено смысла.

После обеда, в кабинете, Вулф предупредил старого доктора, что, хотя у него есть вопросы, он всё же начнёт не с них, и рассказал всё: о Карло Маттеи, газетных вырезках, об испуге Анны Фиоре, когда он спросил о клюшке, о его, Вулфа, попытке заключить пари с окружным прокурором Андерсоном, о письме и ста долларах, которые получила Анна. Рассказал всё, что знал, и закончил словами:

— Начав свой рассказ, я не взял с вас обещания, что всё останется между нами, но теперь я прошу вас об этом, ибо здесь затрагиваются и мои интересы. Я хочу получить пятьдесят тысяч долларов.

Брэдфорд успокоился и размяк. Он всё ещё не понимал Вулфа, но уже не питал к нему недоверия и обиды, а от доброго вина вообще стал видеть в нём своего друга.