С этого дня работать нам стало значительно легче. После того, как меня показали по визору, заказы мистеру Рико так и сыпались. И все непременно хотели, чтобы эту пиццу мы с Васу привезли. Точнее, чтобы именно я ее принес. И даже были готовы за это платить больше. Мистер Рико – толстый мужчина с большими волосатыми руками, сказал мне, что будет теперь мне платить десять процентов с каждого кредита. И Васу – вдвойне от его прежней суммы. Потому что Васу ему объявил, что он – мой «компаньон и менеджер». Еще мистер Рико сказал, что мы можем бесплатно съедать столько пиццы, сколько сможем. Он очень озабочен стал в последнее время, потому что не успевал теперь выпекать столько, сколько ему заказывали. Но все равно, как видел меня, все время улыбался и говорил, что сначала думал, будто я простой придурок. А на самом деле я оказался таким важным человеком. И еще всегда добавляет, что для него это большая честь, когда я его пиццу развожу.

И заказы мы теперь развозили все больше не по окраинам, а по всяким особнякам и домам в центре. Для этого мистер Рико и коробки новые заказал. Цветные и красивые. И еще он сказал, что «количество переходит в качество», и что «конъюнктура меняется», и что мы теперь в другой «ценовой нише». Наверное, он оттого это говорит, что наша пицца подорожала втрое.

Когда мы приезжаем, я беру коробку и иду к клиенту. И какой-нибудь важный мужчина встречает меня, жмет мне руку и просит «автограф». А женщины, что в этих домах попадаются, все подряд мне радостно улыбаются, словно я их давно пропавший и внезапно обретенный брат. А пиццу они все берут небрежно и, не глядя, слуге какому-нибудь отдают. И все спрашивают меня о каких-то глупостях. Вроде того, что если я вожу пиццу, то продолжаю ли я выполнять очередное секретное задание. Или что я думаю о тенденциях перевода транспорта с водородных на метановоэлектрические двигатели. И еще приглашают на всякие «вечеринки». И хихикают и норовят к руке моей прикоснуться. Только я от приглашений отказываюсь. Я не очень ловко себя чувствую, когда вокруг много людей и все на меня смотрят. Я-то знаю, кто я на самом деле. И не люблю выглядеть глупее, чем я есть.

В нашем районе, в Верде, все сильно переменилось. Ведь смотрящий куда-то неожиданно подевался, бросив свою территорию на произвол судьбы. И все сразу как-то перепуталось. Оставшиеся «ящерицы» начали друг с другом воевать, потому что их верхушка тоже где-то исчезла. И так увлеклись, что кандидаты быстро сами собой кончились. А тех, кто в перестрелках выжил и с голоду народ грабить пытался, постепенно полиция повымела. У этой полиции без должного руководства дела так расстроились, что хуже некуда. Раньше ведь как – они нагребут с улиц всякой пены, а смотрящий через их начальство им говорит, кого, сколько, куда и почем. И они при деньгах и смотрящему отстегивали. Или он им, в зависимости от обстоятельств. И так все замечательно шло. Но теперь команды поступать перестали, и деньги куда-то подевались. Самые глупые пытались деньги с задержанных трясти. Но отдел внутренних расследований, которому теперь тоже никто сверху не приплачивал, с досады таких умников приглашал «на беседы». И больше их никто после этого не видел. А в их квартирах селились другие люди. И тогда те полицейские, что пошустрее да поумнее, все по другим участкам разбежались. А те, что еще остались, долго думали, куда всю эту братию, что у них в обезьянниках в неимоверных количествах скопилась, пристраивать? И чем кормить ее?

Раньше таких проблем не было. И тогда самый старый коп вспомнил, что когда-то, очень давно, они иногда этих «задержанных» в суд водили. Оказалось, это совсем рядом. Всего через два квартала от участка. И вот давай они туда постепенно из обезьянников народ сплавлять. А судья в растерянности. Ведь и ему теперь никто указаний не дает. И денег тоже. А попробуй-ка прожить на одну зарплату! И в расстроенных чувствах он всех подряд определяет на рудники. И так народ в обезьянниках совсем перевелся. А денег тем временем было все меньше. И копы от этого так осатанели, что рыскали по самым укромным местам и днем и ночью. И чуть что не так – сразу хвать – и в обезьянник. И опять судья с досады кого-нибудь сажал. И таким вот макаром вся местная шпана повывелась, а чужая район стороной обходить стала.

Лавочники, владельцы прачечных и автозаправок тоже одно время в недоумении были. Ведь мзду с них некому стало собирать. И они ее откладывали по привычке. Потому как знали: кто-нибудь обязательно за ней придет. Рано или поздно. Ведь без защиты как? Без защиты боязно. Но время шло, деньги копились, а никто за ними не приходил. А тех, кто и хотел, копы еще по дороге перехватывали. И в обезьянник, естественно. Чтоб неповадно было. И потому что настроение плохое. Оттого, что денег нету. И тогда самый смелый лавочник, что всякой аптечной химией возле сауны торговал, решился. Взял да и вложил неожиданно образовавшиеся свободные средства в дело. Надстроил себе еще один этаж, накупил всякого товара и цены снизил. Народ к нему и повалил. И денег у него стало еще больше. И, совсем расхрабрившись, лавочник этот, Краев, взял в банке заём и прикупил себе этаж большого дома по соседству под гостиницу. Глядя на него, остальные тоже кубышки раскрыли. И вот теперь по нашему Верде ходить можно и днем и ночью, и не бояться ничего. Только руки в карманах лучше не держать. А не то попадется навстречу коп и решит с горя, что у тебя в штанах оружие, и даст дубинкой. А то и к судье отведет. А вокруг всякие летние кафе, и народ в них пиво-кофе потребляет, и музыка из ресторанчиков, и народ по магазинам толпами бродит. Прослышав про низкие цены, даже из других районов к нам начали на надземке приезжать. Так что людей на улицах стало – на мотороллере не протолкнешься. Такие вот дела.

Владельцы всяких там аптек и автостоянок часто нас с Васу на улице останавливают и просят рассудить. Смотрящего-то нету. А вы, то есть я, мистер Уэллс, его «завалили». Значит, вы теперь, по понятиям, он и есть. И просим спор наш разрешить. Так они рассуждают. С такой железной логикой мне трудно спорить. Получается, я перед ними виноват. И я их выслушиваю. Странно мне смотреть, как богатые умные дядьки переминаются передо мной, как мальчишки. И в глаза просительно заглядывают. И чушь, что я несу, с уважением выслушивают. Когда два хозяина магазинов тротуар меж собой поделить не могли, я им сказал, что надо делать, как проще. Взять и поделить тротуар пополам. Независимо от размера магазинов. И они обрадовались. И всем сказали, что я «сужу по справедливости». Так что теперь мы с Васу стараемся по большим улицам не ездить. Иначе не успеваем пиццу теплой привезти. А нам надо «марку держать», так компаньон мой говорит. Мы и держим. С учетом моих денег, тех, что мне подарили в качестве «компенсации», нам всего ничего на билеты копить осталось. Каких-то два месяца. Правда, Васу пока еще не нашел способа, как эти самые «слезы» добывать, но говорит, что «на месте сориентируется».

И еще я все время размышляю о том, как может простая маленькая коробочка, из-за которой все завертелось, так круто жизнь стольких людей изменить. И никак сообразить не могу, в чем тут волшебство. Потому как выходит, что интерес к ней каких-то больших людей оказался полной глупостью. А глупости никогда никого до добра не доводили. Так все говорят. Как же тогда могло выйти, что именно эта глупость всем во благо пошла? Выходит, быть глупым здорово? А голос мне сказал, что это «парадокс». Любит он у меня всякие мудреные словечки.