Когда я утром спустилась на кухню, Рэй готовила себе привычный воскресный завтрак: оладьи с шоколадными чипсами (при этом шоколада больше, чем самого теста). Папе даже пришлось вырвать пакет чипсов у нее из рук, после чего мама вырвала пакет из рук папы. Рэй протянула мне первую порцию оладий. Я сказала, что не платила за них – так обычно отвечает сестричка на любое щедрое предложение.

– Сегодня я угощаю, – пролепетала Рэй и виновато улыбнулась.

Мама до сих пор ждала ответа на свой ультиматум. И я наконец решилась:

– Можешь с ним встретиться. Но у меня есть условия.

– Слушаю тебя внимательно, – сказала мама.

– Он думает, что я учительница.

– С чего бы это? – удивился папа.

– Я так ему сказала.

– Очень правдоподобно, – съязвил он.

– А что? Я еще могу стать учительницей. Всякое бывает.

– Ты никогда ею не станешь, – заверила меня мама.

– Почему? – обиделась я.

– Может, мы все-таки обсудим предстоящую встречу? – перебил нас отец, и я стала объяснять дальше.

– Я еще не готова сказать ему правду.

– А он знает про нас с папой?

– Нет. И пусть не знает.

На кухню вошел дядя Рэй, голый по пояс. На нем были только голубые джинсы и тапочки.

– Кто-нибудь видел мою рубашку?

В ответ раздалось три «нет», а мама спросила:

– Где она была последний раз?

– Вчера вечером я ее стирал.

– Вспомни каждое свое действие.

– Черт, да я уже битый час вспоминаю свои действия! Кошмар какой-то.

И дядя Рэй ушел.

Мама вернула беседу в нужное русло.

– Когда мы с ним встретимся?

– В пятницу вечером.

– Что нам говорить? – без особого энтузиазма поинтересовался отец.

– Мама, ты учительница математики в седьмых классах. Папа, ты был директором в школьном округе Аламеды, а потом вышел на пенсию.

– Я тоже учительница? – спросила Рэй.

– Нет.

– Почему?

– Потому что ты учишься в девятом классе.

– И что я должна говорить?

– Что ты учишься в девятом классе.

– Никакого вранья?

– Ты учишься в девятом классе! – как можно авторитетней повторила я.

Мама посмотрела в свою чашку и едва слышно пробормотала:

– И почему она нас стесняется?

Позже вечером Рэй постучала в мою дверь.

– Мне нужно темное прошлое, – заявила она.

– Что-что?

– В пятницу встреча с твоим стоматологом. Мне мало учебы в девятом классе. Давай скажем, что я сидела на героине, однако полгода назад бросила и теперь все нормально.

– Это не смешно.

– Конечно, не смешно! – ответила Рэй. – Мне было трудно как никогда. Но теперь я принимаю наркотики только раз в день.

Я схватила сестру за ворот и прижала к двери, твердо решив выбить из нее всю дурь. Говорила я медленно и с чувством:

– Твой отец – директор школы на пенсии. Мать – учитель математики. Я – заместитель. Конец истории.

– Да поняла я! – прохрипела Рэй.

Я вышвырнула ее в коридор и напомнила, что в случае чего месть моя будет страшна. Конечно, я сознавала, что сестрица вряд ли сможет взять себя в руки, и начала готовиться к самому ужасному вечеру в своей жизни.

Мы с Петрой встретились на следующий день. Я вкратце обрисовала свое положение, надеясь на дружеское сочувствие.

– Надо было раньше ему все рассказать, – упрекнула меня Петра.

– Я жду подходящего случая.

– Тогда тебе нужна машина времени.

– Очень смешно.

– Ты так возишься с этим парнем.

– Он мне нравится. Честно.

– Почему? Влюбиться в красивого врача – уж слишком банально, не находишь?

Об этом я уже думала и без колебаний ответила:

– Он – моя полная противоположность.

– Гватемалец с медицинским образованием? И правда, – ехидно заметила Петра.

– Нет, он начитанный, загорелый и знает два языка.

– У вас хоть что-нибудь общее есть?

– Полно всего, между прочим.

– Например?

– «Напряги извилины». Он настоящий фанат, каждую серию смотрел по три раза.

– Сдается мне, сериал тридцатипятилетней давности не может быть основой здоровых отношений.

– Для наших с тобой был.

– Что еще?

– У него все серии на ди-ви-ди. Пиратский сборник.

– И?..

– Это сто тридцать восемь серий.

– Повторяю вопрос: кроме сериала, что у вас общего?

– Мы оба любим пить пиво на крыше.

– А кто не любит? – невозмутимо ответила Петра. – Факт остается фактом: он стоматолог, а это убьет твою маму. Так что весь ваш роман похож на подростковый бунт, понимаешь?

– Нет. – Но я понимала.

Она сняла пиджак и стала собирать бильярдные шары. На ее бицепсе я заметила большую повязку.

– Что с тобой случилось?

– Да ничего, просто свела татуировку, – непринужденно ответила Петра.

– Нет, только не Паффа! – охнула я, уже глубоко скорбя.

Как-то в туманную ночь, после девяти рюмок виски, Петре накололи симпатичного дракончика. Она хотела огнедышащего дракона – самого злобного и грозного на свете, – но утром с плеча ей улыбнулся милашка Пафф. Днем моя подруга пошла в тату-салон и заплетающимся с похмелья языком потребовала объяснений. Владелец салона хорошо запомнил Петру: она трижды пыталась заказать ему картошку фри и сама нарисовала будущую татуировку.

Он показал ей салфетку с улыбчивой мордочкой Паффа и инициалами Петры. Моя пристыженная подруга поняла, что спьяну нарисовала черт знает что, и молча покинула салон. С тех пор Пафф рос вместе с ней, и о нем обычно говорили с любовью, как о дальнем родственнике или давно погибшем питомце.

– Я буду по нему скучать, – сказала я.

– Ну а я нет. Он напоминал мне о худшем похмелье в моей жизни.

– Давным-давно я спрашивала, хочешь ли ты его свести, и ты сказала «нет».

– Что, девушке уже и передумать нельзя?

– Раньше ты не передумывала.

Петра разбила пирамиду, не положив в лузу ни одного шара. Я закатила два.