Там снова оказались снимки Бренды и того парня, за которым она, по-видимому, была замужем. Я торопливо листала страницы, ища Нейта и Сэралинн. Многие фотографии были поновее, чем в первом альбоме. Гарри на них было лет шесть-семь.

На середине альбома мой взгляд зацепился за фото девушки-подростка в голубом свитере, державшей Гарри на коленях. Снимок был сделан в этой гостиной. Девушка сидела на том же самом диване.

Гарри выглядел младше, но ненамного. Одной рукой он обнимал девушку за плечи, а в другой держал книжку, которую они вместе читали.

Я разглядывала фото. Как ни странно, на лице девушки застыла печаль. Гарри улыбался, таращил глазенки, а у девушки взгляд был пустой, безжизненный. Потускневшие каштановые волосы обрамляли осунувшееся лицо. Рукав свитера был порван на локте.

Под фото кто-то черным фломастером написал: «РАДА».

«Так зовут девушку? – подумала я. – Или это она чему-то радуется?»

Как по мне, девушка уж точно не радовалась. Разглядывая фото вблизи, я не могла определить, грустит она или чем-то напугана.

Когда я снова положила альбом на колени, оттуда выпал сложенный бумажный листок. Закрыв альбом, я положила его рядом с собой на диван, подняла бумагу и развернула.

Это было письмо, адресованное Бренде. Совсем короткое, написанное мелким почерком, темно-синими чернилами. Я пробежалась по нему глазами. Письмо было подписано: «С уважением, Рада».

Стало быть, Рада – действительно имя девушки.

Держа письмо обеими руками, я начала читать:

Я бегло прочитала письмо. Потом вернулась к началу и перечитала, на этот раз не спеша. Когда я закончила, у меня дрожали руки. Я вложила письмо обратно в альбом.

Слова не сразу увязались у меня в голове. Не сразу до меня дошел смысл прочитанного.

Для начала, Бренда мне солгала. Во время собеседования она сказала, что только что получила новую работу, и ей нужен кто-то, кто присматривал бы за Гарри. Еще она сказала, что у него никогда раньше не было няни.

Однако письмо и фотография доказывали обратное: до меня с Гарри работала Рада.

И этой самой Раде пришлось уйти, потому что какие-то «страсти» довели ее до кошмаров.

Рада выглядела ужасно грустной и потрепанной, даже с улыбающимся Гарри на коленях. Что пугало ее? Что вызвало у нее кошмары?

В письме не было ни малейшей зацепки. Как и на фотографии.

Я вскочила. По всему телу прокатилась волна возбуждения. Наверное, потому, что теперь я знала, как поступить.

Я должна найти эту Раду. Должна поговорить с ней как можно скорее.

Время нашлось только через несколько дней. Я взяла машину. Маме сказала, что еду в торговый центр – чисто погулять да поглазеть на витрины.

Сама же отправилась по адресу, указанному в письме Рады. Я знала, где искать Джеймисон-вэй. Это неподалеку от Ривер-роуд в Норт-Хиллс.

Вечерело, солнце золотым шаром висело в ясном небе, слепя мне глаза, когда я ехала узкой дорогой вдоль реки Конононки. Щурясь от ярких лучей, я жалела, что забыла дома солнечные очки.

Я представила себе Раду – дочего неподходящее имя! Такое несчастное лицо – и Рада. Я хотела, чтобы она рассказала мне все. Хотела поделиться с ней собственными жуткими приключениями в доме на улице Страха.

Но захочет ли она со мной говорить? Согласится ли открыть душу незнакомому человеку?

Я поехала вдоль Ривер-роуд к Джеймисону. По реке на байдарках скользили туристы, желтые лодчонки колыхались на мерцающей водной глади.

Надо же, кто-то наслаждается жизнью.

Да, я жалела себя до слез. Не успела отойти от гибели отца, как начались эти ужасные убийства. Теперь все считают меня сумасшедшей, даже мой лечащий врач.

Рада должна мне помочь. Должна – и точка.

Свернув на Джеймисон, я очутилась в квартале кирпичных домиков с квадратными лужайками. Стайка ребятишек, галдя и размахивая руками, обступила толстенный дуб у дома на углу. Я поняла, что они пытаются приманить кошку, которая сидела на ветке.

Дом с номером 32 отыскался в третьем квартале. Когда-то он был белый, но сейчас краска облезла, местами проглядывали красные кирпичи. Брезентовый навес, растянутый над панорамным окном, был порван и хлопал на ветру.

Возле всех этих домов не было ни подъездных дорожек, ни гаражей. Я остановилась у обочины. Причесалась, глядя в зеркало заднего вида, и вылезла из машины.

Из соседнего квартала доносились крики ребятни. Очевидно, они не преуспели в спасении кошки.

Поглядев на бетонное крылечко перед домом, я пошла через лужайку. Судя по виду, ее ни разу не подстригали. Почва под разросшейся травой была твердой и каменистой. У парадной двери висел черный почтовый ящик, на котором серебряной краской были по трафарету выведены цифры «32». Когда я поднималась на двухступенчатое крылечко, у меня все трепетало внутри. Нажав на кнопку звонка, я сделала глубокий вдох.

Пожалуйста, Рада, будь дома.

Долго ждать мне не пришлось. Низкорослая тетка с ежиком седых волос распахнула дверь, словно давно кого-то ждала. Ее серебристо-серые глаза обшарили меня с головы до ног. Лицо чрезмерно наштукатурено, на щеках алеют румяна, рот густо напомажен. На ней была черно-желтая толстовка с эмблемой бейсбольной команды «Стилерз» и серые спортивные штаны.

– Здравствуйте, я…

– Чем обязана? – с недоверчивой усмешкой осведомилась тетка хриплым басом заядлой курильщицы. – Старовата ты печеньки разносить. – И закатилась сухим, скрипучим смехом, который закончился приступом мучительного кашля.

– Я… я ищу Раду, – сказала я, когда она наконец перестала сипеть и откашливаться.

Тетка вздрогнула, вылупив на мгновение свои чудны’е серебристые глаза. Потом нахмурилась и посмотрела на меня в упор.

– Шутить изволишь?