К несчастью для историка, не просматривается никакого простого и очевидного единства в этом сюжете даже в Плодородном полумесяце, где в течение долгого времени по-прежнему демонстрировалось больше созидательности и динамизма, чем в любом ином уголке мира. Перед нами предстают только сумбурные изменения, начало которых лежит далеко позади во 2-м тысячелетии и которые продолжаются до появления в IX веке до н. э. первой империи из новой их череды. Сметающие все на своем пути мятежи и картины переустройства мира, олицетворяющие эти процессы, трудно поддаются даже пространственному очерчиванию, не говоря уже о рациональном объяснении их причин; спасибо, что изыскание их подробностей автор настоящего труда себе задачей не ставил. Ход истории ускорялся, а цивилизация предоставляла людям новые возможности. Вместо того чтобы погружаться в поток событий, мы можем с большей пользой попытаться определить некоторые силы, от которых зависели все изменения.

Наиболее очевидным из этих сил остается масштабное переселение народов. Их фундаментальная модель на протяжении тысячи или около того лет после XX века до н. э. меняется незначительно, национальный состав этой драмы тоже остается практически тем же самым. Главную динамику ему придавал поток народов индоевропейской лингвистической семьи, с востока и с запада прибывавший в Плодородный полумесяц. Эти народы становятся разнообразнее и многочисленнее, но их имена можно не запоминать, даже если некоторые отдаленные родственники греков. Тем временем между семитскими народами и индоевропейцами разгорается спор вокруг месопотамских долин; с египтянами и таинственными «народами моря» они сражаются за Синай, Палестину и Левант. Другая группа пришельцев с севера утверждается в Иране – и от них в конечном счете возникнет величайшая из всех империй древнего прошлого – Персия VI века. А еще одна ветвь этих народов рвется на территорию Индии. Эти переселения должны послужить объяснением многого из того, что лежит за сменой моделей империй и царств, сохранившихся в веках. По современным меркам некоторые из них можно считать достаточно живучими; приблизительно с 1600 года до н. э. народ, именуемый касситами, правил в Вавилоне в течение четырех с половиной веков, что сопоставимо по продолжительности со всей историей британского владычества на заморских колониальных территориях. И все же по стандартам Египта такие государственные образования выглядят творениями на миг, зародившимися сегодня и сметенными завтра.

Действительно, было бы удивительно, если бы они в конце не оказались слабыми, поскольку в то время свою роль играли многие иные новые силы, множащие революционные последствия от переселения народов. И прежде всего это совершенствование военного оснащения армий. В Месопотамии к 2000 году до н. э. достигло весьма высокого уровня искусство фортификации и, предположительно, тактика ведения осады крепостей. Среди индоевропейских народов, покушавшихся на цивилизацию, в овладении этими навыками замечены некоторые племена кочевого происхождения; возможно, в силу своего недавнего кочевого прошлого они смогли коренным образом изменить форму ведения боевых действий в поле, зато долгое время не могли освоить ремесло осады. Принятие ими на вооружение одноосных боевых колесниц и кавалерии вызвало изменение сути действий дружин в открытом поле. В долинах реки лошади с самого начала встречались редко, они считались дорогой игрушкой царей или великих вождей, поэтому конные варвары располагали большим военным и психологическим превосходством. В конечном счете, однако, боевые колесницы поступили на вооружение армий всех великих царств Ближнего Востока; они оказались слишком эффективным боевым средством, чтобы от него отказываться. Когда египтяне изгоняли со своей земли гиксосов, они делали это среди прочего, используя это оружие против тех, кто завоевал их с его же помощью.

Приемы ведения войны менялись с внедрением конницы. Кавалеристу надлежало не просто скакать в седле, но и воевать верхом на коне; для овладения таким ратным искусством требовалось много времени, ведь управление лошадью и одновременное применение лука или копья представляется делом весьма сложным. Верховая езда пришла с иранского нагорья, где населявшие его народы могли ее практиковать уже в XX веке до н. э. Она получила распространение по всему Ближнему Востоку и бассейну Эгейского моря задолго до завершения следующего тысячелетия. Позже, уже после 1000 года до н. э., появляется всадник в железных доспехах, превосходящий пеших воинов одним своим весом и натиском. С этого момента начинается продолжительная эпоха, на протяжении которой ключевую роль в сражении играла тяжелая конница, хотя ее настоящую мощь смогли использовать только несколько веков спустя, когда с изобретением стремени наездник получил настоящее управление лошадью.

В течение 2-го тысячелетия до н. э. колесницы получили детали из железа, вскоре железом стали обивать колеса. Преимущества этого металла с военной точки зрения вполне очевидны, и не удивительно, что его применение стремительно распространялось по всему Ближнему Востоку и далеко за его пределами, несмотря на попытки тех, кто владел железом, ограничить его хождение. Сначала этим занимались хетты. После их упадка изготовление железа стало быстро распространяться по миру, и не только потому, что оно считалось более подходящим металлом для изготовления оружия, но еще и по той причине, что запасы железной руды, хотя и скудные, были гораздо больше, чем меди или олова. Железо послужило великим стимулом для перемен в хозяйственной и военной сферах. В земледелии овладевшие железом люди получили возможность возделывать тяжелые почвы, не поддававшиеся деревянным орудиям с кремневыми насадками. Однако быстрого и всеобщего перехода на применение этого нового металла не произошло; приблизительно с X века до н. э. железо постепенно занимает место рядом с бронзой, как бронза и медь когда-то дополнили камень и кремень в человеческом наборе инструментов. И происходит это неравномерно: в одних местах быстрее, чем в других.

Появление спроса на продукцию металлургии помогает объяснить еще одно нововведение во все более сложной форме торговли между удаленными коммерческими партнерами из разных районов. Такая торговля представляется одной из тех категорий взаимодействия, внешне придававших древнему миру некоторое единство как раз перед его разрушением в конце 2-го тысячелетия до н. э. Такой ценный товар, как олово, например, приходилось доставлять из Месопотамии, Афганистана, а также Анатолии, в районы, которые мы сегодня называем «промышленными» центрами. Еще одним пользующимся высоким спросом товаром была медь с Кипра, и в ходе разведки новых ее месторождений повышенный интерес достался Европе, находившейся на границе участия в древней истории. Еще до наступления XL века до н. э. стволы шахт на Балканах уже уходили на 18–20 метров под землю туда, где располагались залежи медной руды. И не удивительно, что некоторые европейские народы позже весьма преуспели в металлургии, особенно в выковывании больших листов бронзы и выколотке железа (материал, отличавшийся намного большей сопротивляемостью обработке по сравнению с бронзой до тех пор, пока не удалось изобрести технику нагрева для литья железа).

Торговля между удаленными коммерческими партнерами требует совершенствования транспортных средств. Сначала поставки осуществляли с помощью тягла ослов и ишаков; с приручением верблюдов в середине 2-го тысячелетия до н. э. в Азии и на Аравийском полуострове появилась возможность караванной торговли, которая позже казалась не подверженной старению древностью. Зато она открыла для освоения безводную пустыню, прежде считавшуюся непроходимой территорией. Из-за плохих дорог в древности колесный транспорт использовался исключительно на местном уровне, и только кочевым народам он служил для переезда на дальние расстояния. В древние повозки запрягали волов или ослов; такие повозки использовали в Месопотамии приблизительно в XXX веке до н. э., в Сирии приблизительно в 2250 году до н. э., в Анатолии 200–300 лет спустя и в материковой Греции приблизительно в 1500 году до н. э.