— Мерзавец, — прошипела Аннабел, сжимая кулаки. Повернувшись к дяде, спросила: — Сколько? — У каждого человека — своя цена, и она хотела знать цену Скарборо. — Сколько, дядя Артур?

— Полмиллиона долларов.

Генриетта вздохнула, по всей видимости, шокированная суммой. Но Аннабел вовсе не была удивлена. Владея большими деньгами, она усвоила одну истину: купить можно все, если только хорошо заплатить.

— Что ж, теперь, когда моя репутация порвана в клочья из-за намеков этого негодяя, — выпалила она со слезами на глазах, — надеюсь, ты удовлетворен, дядя.

— Прости, Нэн, — пролепетал Артур. — Я очень сожалею. Даже не могу выразить словами, как мне жаль… Я думал, что так будет лучше. Клянусь, я лишь хотел, чтобы он отговорил тебя от этой свадьбы. И я понятия не имел, что он так выскажется во время церемонии. Я очень люблю тебя и хочу лишь одного — чтобы ты была счастлива. Я думал, что ты сама не знаешь, что творишь, поэтому я хотел, чтобы ты отложила церемонию. Я был уверен: если ты поступишь именно так, то скоро поймешь, что Рамсфорд недостаточно хорош для тебя.

Тут раздался стук в дверь, и Аннабел, взглянув на мать, смотревшую на нее вопросительно, отрицательно покачала головой; она пока не готова была встречаться с кем бы то ни было.

Генриетта пошла к двери, а девушка снова обратилась к дяде.

— Мы еще поговорим об этом, — процедила она сквозь зубы. — Поговорим, когда я не буду так зла. А этот человек не получит ни пенни ни твоих, ни моих денег, ясно? И тебе просто чертовски повезло, что я так тебя люблю, дядя. Потому что… Будь иначе, мне пришлось бы убить тебя.

В этот момент Генриетта открыла дверь, и Аннабел услышала голос Бернарда.

— Миссис Чамли, — сказал граф, — могу я поговорить с вашей дочерью?

— Возможно, сэр, вам лучше подождать, — ответила мать. — Как вы, наверное, можете догадаться, Аннабел чувствует себя не слишком хорошо.

— Да, я понимаю… Но полагаю, что лучше всего разрешить все вопросы сейчас. Гости еще не разошлись.

Услышав эти слова, Аннабел почувствовала, что к ней возвращается надежда. Ведь если Бернард упомянул про гостей, то, возможно, он пришел, чтобы проверить, готова ли она к продолжению церемонии. Возможно, Бернард воспринял выпад Скарборо лишь как признак дурного воспитания и решил, что лучше об этом забыть. Очень может быть, что он пришел, чтобы продолжить церемонию — как если бы ничего не произошло.

Девушка кивнула матери, и та открыла дверь пошире, чтобы гость мог войти. Пробормотав что-то о Дайне, Генриетта отправилась в каюту младшей дочери и вернулась оттуда вместе с ней.

— Идем, Дайна, — сказала она. — И ты тоже, Артур. Думаю, нам всем не помешает выйти на свежий воздух.

Впервые Дайна не осмелилась протестовать. Бросив через плечо сочувственный взгляд на сестру, девочка последовала за матерью и дядей, и дверь за ними закрылась.

Вслед за этим наступила тишина, и девушка взглянула в лицо Бернарда, надеясь увидеть нечто утешительное. Но она была разочарована; граф всегда выглядел немного суховатым, теперь же — более, чем когда-либо. Его лицо было непроницаемым, а стена воцарившегося молчания казалась непреодолимой.

Почувствовав, что должна что-то сказать, чтобы нарушить тягостную тишину, Аннабел пробормотала:

— Бернард, я…

— В свете утренних событий, — произнес он, перебивая ее, — полагаю, мы оба должны согласиться, что нашу свадьбу придется отменить.

Но Аннабел не сдавалась. Она подумала, что сможет заставить графа изменить свое решение, если только найдет подходящие слова.

— Неужели обязательно отменять? Мы могли бы… Ах, ну почему мы не можем продолжить церемонию?

— Продолжить? — Бернард взглянул на нее с изумлением. — Не обращать внимания на тот ужасающий спектакль — как если бы ничего не случилось? Аннабел, ты ударила герцога кулаком в лицо.

Она скорчила гримасу, но решила, что лучше оправдываться, — пусть даже Скарборо получил по заслугам.

— Гости еще в зале, — сказала она, — и все ждут каких-либо объявлений. И если мы сейчас объявим, что продолжаем церемонию, то все сделают вывод, что сказанное Скарборо не имеет никакого значения.

Граф уставился на нее с таким выражением, что сразу стало ясно: одна мысль об этом привела его в ужас.

— Не думаешь ли ты, что теперь я могу жениться на тебе?

Аннабел почувствовала, как по ее щеке покатилась слеза, и казалось, что слеза эта смыла все ее надежды и мечты. Она моргнула, чтобы не разрыдаться, а граф продолжал:

— Твоя добродетель скомпрометирована, Аннабел. Учитывая это, я никак не могу жениться на тебе.

«Твоя добродетель скомпрометирована».

Бернард не знал, что Билли Джон скомпрометировал ее задолго до того, как она познакомилась с герцогом Скарборо. Однако она не могла просто так сдаться. Утирая слезы, Аннабел проговорила:

— Бернард, я знаю, что ты расстроен, но…

— Расстроен?! Аннабел, этим словом не описать то, что я сейчас чувствую. Я был смертельно оскорблен Скарборо… и тобой.

— Если только ты позволишь мне объяснить…

— Объяснить?.. — Он скрестил руки на груди, и его бледно-зеленые глаза засверкали гневом. — Да, Аннабел, будь добра, объясни. Что случилось между тобой и Скарборо? Что дало ему повод останавливать церемонию?

Девушка раскрыла рот, но так ничего и не сказала. Да и что она могла сказать? «Да, дорогой, я была наедине с другим мужчиной, и он целовал меня. Это случилось ночью накануне нашей свадьбы, но что с того? Давай поженимся, невзирая на это?»

Вряд ли такие слова успокоили бы графа. Но все же она не могла лгать, не могла сказать, что совсем ничего не случилось. Да, она не способна была солгать мужчине; чтобы он женился на ней.

— Мне жаль… — пробормотала девушка. По крайней мере эти слова были правдой. — Бернард, я знаю, что причинила тебе боль, и мне очень жаль.

Он вытянул вперед руку:

— Кольцо, Аннабел. Не будешь ли ты так добра вернуть мне кольцо?

«Не думаешь ли ты, что теперь я могу жениться на тебе?»

Тысячи миль и миллионы долларов отделяли ее теперь от Миссисипи, но она все еще оставалась той девчонкой из лачуги с жестяной крышей, и та девчонка была недостаточно хороша для того, чтобы на ней жениться.

Аннабел сняла с пальца кольцо с сапфирами и бриллиантами и протянула его графу. Сквозь пелену слез она видела, как он взял его, затем развернулся и вышел, не сказав больше ни слова. И с ним ушли все надежды ее семьи, все разрушилось из-за одной-единственной бессонной ночи, «Лунного сияния» и этого ужасного мужчины.

На Аннабел снова нахлынули злость и боль, и она больше не могла их сдерживать. Она была унижена, растоптана, и она была в бешенстве. А что еще может делать девушка в таком состоянии, если не рыдать без остановки?