class="p1">Ей день ото дня становилось все хуже. Вскоре она слегла и не вставала. Константин ходил в аптеку за лекарствами для нее.

Одно время Уманской полегчало, она снова начала выходить из дому, бывать в библиотеке. Константин как-то с неделю у нее не был, потом выбрал время, зашел. На его легкий стук в дверь комнаты она ответила вопросом:

— Кто это?

Голос Лены звучал слабо. Он назвал себя.

— Прости, пожалуйста, Костя… Ты не заходи ко мне сейчас. Я чувствую себя неважно.

— Опять ухудшение? Может, позвонить врачу? Сходить в аптеку?

— Спасибо, не нужно. Просто я плохо спала ночь и легла отоспаться. Приходи, если сможешь, послезавтра в это же время.

Было около часу дня. Через день она встретила его с обычной приветливостью, налила ему стакан горячего чаю; выглядела бледной, очень усталой.

— Ты на меня позавчера не обиделся?

— Вот еще! Гости не всегда являются вовремя. Прекрасно сделала, что прогнала. Но с тобой что-то случилось?

— Допей чай, все расскажу.

Когда он допил стакан, Елена по старой привычке сбросила домашние туфли и села на кушетку, укрыв юбкой поджатые ноги.

— Ну слушай. Помнишь, недели две тому назад я ходила в библиотеку?

— Помню. Я еще тебя выбранил: врачи укладывают в постель, а она прыгает по городу. Нужны были выписки из источников — поручила бы мне их сделать.

— Я не постеснялась бы тебе поручить. Но ходила я по другому делу, заменить меня ты не мог. Мне понадобилось заглянуть в один из томов медицинской энциклопедии. На букву «л».

— Медицинской? Компетенцию профессоров решила проверять?

— Меня интересовало слово «люминал».

— Кажется, это снотворное? У тебя бессонница?

Она отрицательно мотнула головой.

— Надо было узнать, от какой дозы люминала можно уснуть и не проснуться.

Костя отшатнулся.

— Ты с ума сошла! Что ты задумала?..

Елена не сводила с него блестевших глаз. Она принялась доказывать, что иного выхода, как уйти из жизни, у нее нет. С существованием лежачей больной она примириться не сумеет.

— Но ведь ты начинаешь опять ходить?

— Это ненадолго. Ноги отекают. Вот посидела, поджав их, — и заломило. — Она действительно уже спустила ноги на пол. — Связала лежа варежки для Николая, свяжу тебе, Арише, а дальше что? Вышивками никогда не занималась и не знаю, можно ли лежа вышивать. В диссертации окончательно разочаровалась, сидеть в библиотеке не могу. Лежать и просто так читать, без отдачи? Это уж очень грустно, Костик! Ты-то должен меня понять. Выходит, куда ни кинь — везде клин.

— А Николай! — воскликнул Костя. — Или ты не понимаешь, какой удар хочешь нанести Николаю? Он-то в чем виноват?

Лицо Елены, и без того бледное, побелело.

— Я не хочу стать ему обузой. Если хочешь знать, уже становлюсь. Чтобы меня повидать, он теперь в Москву должен лететь…

— Да какая же ему обуза тебя увидеть? Он любит тебя!

— А какая радость ему видеть меня такою? Я могла бы жить для Николая, так ведь мы с ним видимся раз в год по обещанию. И все из-за моей хворобы… Нет уж, раз не везет, так не везет.

— Не могу тебя понять! Не для того человек десятки лет живет, учится, работает, чтобы по доброй воле взять да вычеркнуть себя из списка живущих. Ты не имеешь права так поступать! Не забывай, что мы не только себе принадлежим, мы коммунисты.

— Я знала, что ты это скажешь, — отвечала Лена, слегка розовея. — Но именно потому, что я коммунистка, а вернуться к работе не могу… — Она зажмурилась, удерживая слезы. — Пойми, вы с Николаем дело другое. Вы каждый в своей области что-то сделали для партии, у вас не может быть чувства неполноценно прожитой жизни. Ты вон и сейчас повесть пишешь, историков переиздаешь, а я? Что я сделала за свои пятьдесят лет? Жила надеждой, что время еще не упущено, и вот…

— Зачем так говорить? — перебил ее Константин. — Разве ты не работала в партизанском подполье?

— Что за работа? Была простой связной. И когда это было, почти тридцать лет назад.

— Когда бы ни было. И где такой аршин, чтобы измерять след, оставляемый человеком в жизни? Больше, меньше — какое это имеет значение? Честно жила, честно работала: в Наркомпросе, в библиотеках, секретарем правления ИКП со дня его основания, научным сотрудником в институтах, преподавала, — чего тебе еще? Что ты паникуешь?

Лена печально качала головой.

— Ты вправе упрекнуть меня в малодушии, — продолжала она, — только я не трусиха. Мой случай особый… Скажи, — она подняла на него глаза, — тебе было бы меня жалко?

— Жалко?! — чуть не закричал он. — К этому ты хочешь свести мое к тебе отношение? Лена!.. — Он взял ее голову в ладони и поцеловал в лоб. — Дай мне слово, что никогда не сделаешь того, о чем говоришь!

— Успокойся, не сделаю. Теперь не сделаю. Иначе не стала бы тебе рассказывать про люминал. Я не хотела, чтобы ты или Ариша мне помешали. А теперь перерешила.

— Когда «теперь»? Я не совсем понимаю.

— После того как моя первая попытка сорвалась.

— Какая первая попытка?..

По словам Лены, она запаслась люминалом, выпрашивая у врача рецепты якобы от бессонницы. Прочтя статью в энциклопедии, высчитала, что накопленного более чем достаточно, и стала готовиться к решительному шагу.

— Первым делом написала письмо Николаю. Потом завещание. Вы с Аришей не оставляли меня, ей я завещала одежду, постель и прочую мелочь, какая у меня есть, а в твое распоряжение — книги. Николай, думаю, приедет, возьмет у тебя те, что ему понадобятся. Все могло произойти быстро, но, перебирая книги, зачиталась статьями Плеханова о литературе. Потом письмами Белинского к Герцену, Бакунину… Прежде не раз все это перечитывала, а тут решила: почему отказывать себе в последнем удовольствии? Кстати, думаю, Костю, может быть, еще раз увижу. Сказать-то я тебе ничего бы не сказала. Ариша ко мне забегала в те дни, как всегда, но я, конечно, ей ни гугу. А ты как раз не заходишь. Ну, думаю, чего же мешкать? Приняла душ, надела и постелила чистое белье, соседям сказала, чтобы завтра не будили, я-де последние ночи плохо сплю, решила выспаться. Это на случай, если люминал не скоро подействует. И заперлась. Видишь, какая я предусмотрительная!

Константин слушал, не сводя с нее глаз.

— Ну-с, ровно в двенадцать ночи, когда ни ты, ни Ариша не могли бы уже ко мне прийти, я приняла разом весь мой люминал, легла и потушила свет. — Воспоминания заставили ее нервно усмехнуться. — Говорят, перед смертью человек пробегает мысленно всю прожитую жизнь. Что-то подобное со мной было,