В лесу треснул под ногой Нины сучок, и Эльза торопливо принялась чертить линии. До конца не успела – вернувшаяся с мокрыми волосами Нина подозрительно оглядела сидящих слишком близко друг к другу охранника и пленницу, и последняя зажала клочок бумажки в кулак.

– Не поняла? Вы что, шуры-муры тут без нас завели? – почти угадала Нина.

Леша смущенно опустил голову, и комсомолка, быстро повязав платок, вытащила из сумочки пистолет, передернула затвор. Однако доверие к старшине, с которым прошла не один десяток километров по тылам врага, не ставшему к тому же торопливо отнекиваться, пересилило подозрительность, и она вернула вытянутую матовую мордочку оружия в кожаный чехол кобуры. Подсела к диверсантке:

– Я тут награждаю направо-налево всяких разных передовиков социалистического соревнования. Может, тебе тоже грамоту ЦК комсомола выписать? А что? – обернулась за поддержкой идеи к Леше. – Способствовала завершению досрочного строительства дороги. Как там твоя настоящая фамилия, фрау Эльза? Для грамоты. И исторической правды. Молчим? Ничего, скоро узнаем. Все узнаем.

Чтобы удержать напарницу от новых тычков раненой и перевести тему разговора, старшина, отлученный от информации и лицезрения главных событий, вполне искренне поинтересовался:

– Что хоть там творится, на дороге? Как муравьи?

– Муравьи иногда тоже глупую работу выполняют. Ибо не может быть, чтобы все это не взлетело в воздух! Не-мо-жет! Ради чего тогда рисковали? – вытащила себя, героическую, на первые роли Нина. – Из-за чьей-то глупости или предательства?

Вбила в праведном негодовании кулачок в песок. Ойкнула от боли, разгребла землю, достала камень с острыми краями. Он мог оказаться там совершенно случайно, но в разведке именно случайности более всего и страшат, потому что выбивают из прогнозируемого ритма. Взвесила находку на руке. Пристально посмотрела на пленницу, потом на Лешу – а не для тебя ли, дорогой надсмотрщик, приготовлен подарочек? Проанализируй на досуге, лопух Ромео.

Тему развить не успели, потому что Нина насторожилась. Даже подняла руку вверх и прошептала:

– Тихо!

Все трое вслушались в безмятежное шевеление леса. Ничего лишнего, подозрительного, что могло бы насторожить, лишь за стеной стволов и масксетью листвы доносила свое тяжелое дыхание стройка. Однако Нина приложила ствол пистолета к губам – ни звука. Стрельнула для старшины глазами на пленницу – отвечаешь головой, иначе стреляю по-настоящему. Сама ужом заскользила под обрывом в сторону чащи.

Слух ее не подвел: по лесу кто-то осторожно перемещался в сторону схрона. Малый рост и, возможно, выучка разведчика позволили Нине бесшумно зайти за спину незнакомца. По фигуре и одежде узнала бывшего зэка. Едва успела поднять пистолет, как тот, кожей почуяв опасность, резко обернулся. В руке он тоже держал наган, и комсомолка, словно для того и тренировалась на банке с гречкой в руках у Эльзы, в два молниеносных движения выбила оружие у белогвардейца. Лишившийся огневой защиты Кручиня выхватил из-за голенища сапога нож с взметнувшейся черной ленточкой изоленты на ручке.

Несколько мгновений противники смотрели в глаза друг другу. Затем начали кружить, потому что только в движении можно выискать слабину у соперника. В сравнении с Ниной Кручиня выглядел почти стариком, но при этом в нем чувствовался внутренний стержень, отчаянная готовность к бою, а лагерные повадки в движениях превращали его в осторожного лиса. Противник виделся достойным, и Нина не рисковала, желая действовать только наверняка. При этом до конца не понимала, по чьему приказу белогвардеец выслеживал группу и что с ним делать дальше.

Иван Павлович сам пошел на обострение. Но так топорно, явно, грудью на пистолет, что Нина даже отстранилась.

Однако браво, браво единственному уроку рукопашного боя от лейтенанта-смершевца. Выпад Кручини оказался ложным: в последний момент развернувшись, приемом Соболя Кручиня достал Нину, хотя та и попыталась отпрыгнуть от несущегося на нее откуда-то сбоку лезвия. Но оно настигло, впилось в бедро. Комсомолка почувствовала, как брызнула кровь, и, падая от острой боли, выставила пистолет для стрельбы. Однако Кручиня с линии огня уже исчез. Пропал. Растворился среди листвы. Обостренный слух лишь уловил его удаляющийся бег по лесу, но стрелять наобум, привлекая внимание, Нина не решилась.

Позволив себе застонать, сдернула косынку, перетянула ею ногу выше раны. Толчки крови ослабли, и девушка накрыла зияющую рану оторванной от подола платья лентой. Замерла, давая время остановиться крови. Передохнув, кусая пересохшие губы, доползла до упавшего нагана зэка, не без удивления прочитала гравировку на рукоятке. Лежа, надломила ветку орешника. Опираясь на нее, попробовала встать. Переждав головокружение, потащила отваливающуюся, набухающую кровью и болью ногу к схрону.

Сил хватило не потерять сознание и сползти с обрыва едва не на голову старшине. Увидев кровь, тот мгновенно разорвал лежавший под рукой, наверняка приготовленный для перевязки Эльзы индивидуальный пакет, снял с раны просочившуюся кровью повязку. Нина стыдливо попыталась прикрыться, но старшина отбросил мешавшую ему руку, быстро перевязал бедро. И только после этого поднял глаза на соратницу:

– Кто?

Нина молча кивнула на трофейный наган, Леша прочел надпись. Озабоченно огляделся: такой враг мог следить из-за каждого листочка.

– Срочно найди капитана и предупреди, – потребовала Нина. – Я теперь точно не смогу идти через линию фронта.

Как ни старалась говорить тихо, но Эльза услышала и едва сдержала злобную ухмылку: вот и возвращается бумеранг. Кому теперь силы тоже нужны для броска через фронт?

– А как ты… одна тут? – выразил озабоченность старшина, стараясь не смотреть на подобравшуюся, почуявшую возможность побега Эльзу.

– Свяжи ее, – попросила Нина, тоже прекрасно уловив внутреннее превосходство и злорадство соперницы. Уточнила просьбу, чувствуя свою ненадежность охранника в таком состоянии: – И привяжи к сосне, чтобы вообще не могла двигаться.

Это, пожалуй, и впрямь был единственный выход, и старшина, отыскав в не менее объемном, чем у капитана, вещмешке бечеву, подошел к пленнице. Та беспрекословно сама подползла и прислонилась спиной к стволу сосны. Но, прежде чем дать связать свои руки, сунула ему записку. Тот с долей сомнения, но принял листок, спрятал в карман. А вот другого постарался не заметить и не понять. Выдавая себя как опытного разведчика, во время связывания Эльза попыталась напрячься. Прием знакомый – чтобы потом «сдуться» и ослабить путы, в нужную минуту попытавшись освободиться от них.

Сделав вид, что озабочен общей ситуацией, Леша подловил пленницу на выдохе и затянул бечевку морским узлом.

Нина слабела на глазах и подбросила под руку старшине кругляш «лимонки», попросив обеспечить дополнительную гарантию:

– Выдерни чеку и привяжи гранату к рукам. Дернется – взлетит на небеса.

Это, конечно, походило на варварство и ничем не отличалось от расписываемых в советских газетах зверствах гестапо, и охранник замешкался. Но неожиданно его поддержала сама Эльза, незаметно кивнув: делай, как говорят, и все сложится нормально. Главное, чтобы ты ушел и сделал то, о чем просила.