Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Решено было остановиться у Таниной тети, которая весьма удачно уехала на несколько дней из города. У нее была небольшая, но уютная квартира в пригороде, куда нас с детьми и заселила Таня.
– Сейчас в магазин с Людой сходим, а то тут шаром покати, – покачала головой подруга. – Располагайся, можешь пользоваться всеми спальнями.
«Всех» спален оказалось две, но нам с детьми хватило бы и одной. Девочки ушли, а я, сняв с сына и дочери костюмчики и уложив их на диване, села в кресло и потерла лицо ладонями. Меня грыз червячок сомнения в том, что поступила правильно, когда сбежала. Но при взгляде на Гошу, я убеждала себя, что сделала верный выбор. Не хочу, чтобы он был объектом для исследований! Не хочу и точка! Даже если биологически я ему никакая не мать.
«Мы с детьми ненадолго уехали. Я сама тебе позвоню через несколько дней», – написала я мужу сообщение. Но отправила не сразу – после нескольких минут раздумий. А когда все же нажала кнопку и убедилась, что Альберт получил послание, сделала то, чего так хотелось.
Просто отключила телефон.
«Мы с детьми ненадолго уехали. Я сама позвоню тебе через несколько дней».
Я тупо смотрел на эти строчки. Показалось, что кто-то вдруг окатил меня холодной водой. А потом ударил под дых, лишая способности дышать.
Я же все прекрасно понимал. Она не уехала ненадолго. Она сбежала, самым натуральным образом, сбежала от меня, если называть вещи своими именами. Сбежала от того, на кого смотрела вчера, как на чудовище.
Я с огромным трудом довел до конца лекцию. Двигаясь, как деревянный, сел в машину. Прячась в нахлынувшее на меня отупение, лениво полз в вечерней пробке к дому.
А потом вдруг появилась злость. Неверие. Потребность немедленно оказаться дома и увидеть, что она действительно ушла. Я гнал по городу какими-то переулками, потом, зло впиваясь от бессилия в руль, медленно тащился по запруженной трассе. А оказавшись наконец у дома, бросил машину, даже не заглушив мотор, и буквально побежал ко входу.
Распахнул дверь, прислушиваясь к невыносимой тишине. Вглядывался в удушающую темноту. И безжизненность дома была лучшим свидетелем того, что Даши здесь нет. И детей – тоже.
Нет всех тех, ради кого я жил. Без кого все теряло смысл.
Заставив себя вернуться к машине, я загнал ее в гараж и снова пошел в дом. Без сил опустился в кресло. И сколько вот так, бессмысленно, смотрел в стену – не мог бы сказать. Очнулся я только тогда, когда шлюшка Молли потерлась о мою ногу. А затем, положив лапы мне на колени, взглянула с сочувствием.
В горле образовался ком. Взяв кошку на руки, я погладил ее по короткой шерстке. Она покорно сидела у меня на коленях, готовая, кажется, разделить мою боль.
И тогда я сказал то единственное, что вертелось сейчас в голове:
– Это конец, Молли. Это конец.
Кошка уткнулась головой мне в шею и я безотчетно прошептал в никуда:
– Я не заслужил тебя, Даша. Но я тебя любил. Я действительно тебя любил.
Как уснул в ту ночь – я не помнил. Зато пробуждение наутро было резким и ярким.
Кто-то громко колотил в дверь. Так требовательно, что, казалось, сейчас выбьет ее с петель к чертовой матери.
Распахнув глаза, я обнаружил себя все еще сидящим в кресле. Молли по-прежнему находилась у меня на коленях и теперь тревожно прислушивалась к производимому кем-то дикому шуму.
На миг мелькнула слабая надежда, что вернулась Даша. И тут же была отброшена пониманием, что у жены есть ключи и ей не было никакой нужды стучать.
Опустив кошку на пол, я пошел открывать. Распахнув дверь, обнаружил на пороге (ну конечно же) Ольшанского.
– В чем дело? – спросил вяло, глядя в его лицо, на котором облегчение сменилось яростью.
– В чем дело?! – воскликнул он. – Бл*дь, Поклонский, я тебя убью сейчас!
Протиснувшись в дом, Тим повернулся ко мне и, уперев руки в бедра, поинтересовался:
– Ты почему на звонки не отвечаешь?! И Даша тоже! Мы же договаривались вчера встретиться! Я думал, случилось что-то!
Он был недалек от истины.
– Так и есть, – безжизненно передернул я плечами.
– В смысле?! – резко повернулся ко мне Тимур, уже успевший залезть в холодильник в поисках съестного.
– Даша от меня ушла. И забрала детей.
Ольшанский аж сосиски из рук выронил. На радость Молли и котятам.
– Ты что натворил? – поинтересовался он угрожающе. – Опять проснулся в непонятно чьей квартире?!
– Если бы, – вздохнул я.
Вопрос Ольшанского ударил по больному. Как могла Даша, с которой мы уже столько вместе прошли, так просто уйти? И как мог я ей это позволить?!
Ей нужно было время, я это понимал. Но также я понимал, что это самое время может играть против меня. Нужно было что-то делать. Нужно было найти ее. Упасть ей в ноги. Просить прощения. И что там еще требуется для того, чтобы женщина оттаяла? Я готов был на все. Казалось, каждая прошедшая минута отдаляет нас друг от друга все больше.
– Надо что-то делать, – сказал я и резко заметался по комнате, ища сам не зная чего.
– Алик, ты в норме? – опасливо уточнил Ольшанский, очевидно, сочтя, что я рехнулся.
– Нет! – выкрикнул я. – Ни хера я не в норме! Я не знаю, где моя жена!
– Так надо узнать! – вдохновился Тимур и, поймав меня за локоть, встряхнул.
– Выглядишь паршиво, – констатировал он. – Ты когда ел последний раз?
– Не помню, – признался я.
– Сейчас что-нибудь сообразим. А потом ты мне все расскажешь.
Я послушно рухнул в кресло и смотрел на то, как Ольшанский делает нехитрую яичницу. С трудом впихнув в себя приготовленную еду, и то больше ради Тима, чем себя, я нетерпеливо сказал:
– Надо позвонить.
Смартфон нашелся в кармане моих джинсов. Набрав номер Даши, я ожидаемо обнаружил, что ее телефон выключен. То же самое было и с телефонами Люды и Тани.
– Я должен ее увидеть, – сказал я сквозь зубы.
– Что-нибудь придумаем, – утешил меня Ольшанский. И снова спросил:
– И все-таки, что случилось?
Подняв на него глаза, я решился. Если кому и можно было рассказать всю правду, так это Ольшанскому. И, сделав глубокий вдох, я наконец облегчился. В смысле – излил Тиму душу, выложив ему все, как есть.
– Ты е*анутый, Алик, реально, – резюмировал он, когда я закончил
