– Я не собирался доводить свои эксперименты до подобного результата! – ответил я. – Но это все уже неважно. Если бы Серафима Петровна не ошиблась – я бы никогда не женился на Даше. Я бы не знал… – прервавшись, я взъерошил волосы и, поморщившись, закончил:

– …Очень многого. Мне надо ее вернуть. Надо вернуть, понимаешь?!

Вскочив на ноги, я впился взглядом в Ольшанского, будто тот мог щелкнуть пальцами и сделать так, чтобы Даша появилась. Но никто не был способен на подобное. И даже великая наука не знала способа вернуть человека по одному лишь своему желанию.

– Надо – так надо, – между тем, спокойно сказал Ольшанский. – Поехали?

– Куда?

– К Люде. Или Тане. Или к обеим. Раз они не отвечают на звонки, будем брать штурмом их дома.

Ольшанский был прав. Девочки наверняка знали, где Даша. И я заставлю их мне об этом рассказать. Чего бы то ни стоило, черт возьми!

Я потеряла покой и сон, хотя хотела прямо противоположного. Но как можно было находиться в нирване, когда я только и делала, что гоняла по кругу одни и те же мысли? Кажется, от них даже можно было свихнуться, но от этого меня удерживало наличие детей, которые во мне остро нуждались. Им я и посвящала свободное время – даже когда они спали (что случалось почти постоянно), перестирывала их одежду, мыла коляску, напевала колыбельные. В общем, делала все, чтобы только не страдать из-за лжи мужа. И из-за расставания с ним же. Потому что как бы то ни было, но я любила Альберта. И кажется, теперь даже сильнее, чем раньше.

– Все! Хватит!

Люда, которая приезжала вместе с Таней каждый день, отняла у меня тарелку. Ее я протирала полотенцем уже минут десять как.

– Что хватит? – не сразу поняла я.

Меня усадили за стол, девочки расположились напротив. Ясно, не избежать разговора по душам.

– Ты себя изводишь! И совсем непонятно, зачем.

Ну конечно, им непонятно. Но не расскажешь же всей правды, несмотря на доверие, которое было абсолютным.

– Мне понятно – и этого достаточно.

– Веник тоже явно в депрессии. В общем, лично я совсем не представляю, что он такого должен был натворить, чтобы все закончилось вот этим всем.

Угу… я тоже не представляла несколько дней назад. Зато теперь очень даже представляю.

– Девочки, мне не нужны вот эти все беседы, – как можно мягче сказала я и посмотрела на них умоляющим тоном. – Я просто сейчас хочу побыть без Альберта. Имею же на это право?

– Имеешь, – кивнула Таня уверенно. – Но и мы имеем право беспокоиться за тебя! Ты бледнее смерти.

– Я просто устала.

– Значит, сегодня ты просто отдыхаешь. Иди гулять!

– Чтоооо? По-твоему, толкать перед собой огромную коляску – это отдых?

– Нет. Ты не поняла. Иди гулять одна.

Я посмотрела на Таню удивленно. И точно – в последние месяцы я напрочь забыла о том, каково это – просто гулять в одиночестве. Все время дети, заботы, маршруты с учетом «проедет ли там коляска».

– Ты серьезно?

– Конечно. Мы посидим с детьми. Иди.

Теперь меня буквально под белы рученьки подняли на ноги и подтолкнули к выходу из квартиры. И я поняла, что это то, чего мне не хватало. Надела куртку, обулась и ушла.

А когда вернулась, прекрасно проведя целый час на улице, увидела сначала встревоженное лицо Люды, а потом услышала всхлипы.

– Что случилось? – выдохнула, вкладывая в это всю тревогу, которая мгновенно появилась внутри.

– Гоша… ты бы знала, что он устроил! Мы уже хотели неотложку вызывать!

Мамочки! Пока я там наслаждалась свежим воздухом, с моим сыном что-то произошло!

Вбежав в комнату, я увидела Таню, которая ходила туда-сюда, укачивая малыша. Он, в свою очередь, судорожно всхлипывал.

– Что с ним? – забрав ребенка у подруги, потребовала я ответа.

– Понятия не имею. Только ты ушла, с ним случилась настоящая истерика. Не знаю… мне кажется, обычно так дети не ревут.

Покачав Гошу, который стал успокаиваться на моих руках и засыпать, я поджала губы. Обычно не ведут, Таня была права. Но и Гоша никаким обычным не был.

– Просто так орал? Может, животик?

– Не знаю. Мы с Людой чуть сами не разревелись – уж очень это было печально.

Подруги переглянулись. Я нашла глазами свой телефон, размышляя, включать его и звонить мужу, или же не стоит.

– Как погуляла? – перевела Люда тему в другое русло, чтобы хоть чем-то убрать витающее в воздухе напряжение.

– Отлично. Но больше никуда не пойду, даже если буду выглядеть хоть как смерть, хоть как привидение.

– Да уж. С этим спорить даже не станем.

Девочки занялись Милой, которая требовала внимания, а я сидела, всматривалась в лицо Гоши и думала, звонить все же Альберту, или не звонить. И приходила к выводу, что выберу второй вариант.

В течение последующих пары дней никаких истерик со стороны сына больше замечено не было. Он вел себя как и всегда. Много спал, ел, снова спал. И в общем, превратился в того же самого малыша, что и раньше.

Поклонскому я так и не позвонила. Мне даже было страшно это делать, потому что я плохо представляла себе, что именно меня ждет дальше. Разговор? Требование вернуть ему объект наблюдений? Выводы, что с такой женой-истеричкой он больше не хочет ни жить, ни растить детей? Я даже не могла сказать точно, что из этого пугает меня больше.

Заварив себе кофе, я как раз собиралась посидеть немного в тишине на кухне и почитать конспекты, когда в дверь позвонили. Это заставило меня нахмуриться. Может, девочки забыли ключи?

И все же сердце предательски забилось быстрее. И совсем не от страха…

Я подошла к двери и, зажмурившись, открыла замок. А когда все же решилась и посмотрела на того, кто пришел, увидела совсем не Люду и Таню…

Прошло два дня, а я ни на шаг не продвинулся в том, чтобы узнать, где Даша.

Ее подруги дома даже не появлялись. В университете – тоже. Ни один из телефонов по-прежнему не отвечал. Последние сутки мы с Ольшанским чуть ли не дежурили у дома Тани и Люды (они вместе снимали квартиру), но и это ничего не дало. Все три девушки испарились, будто их никогда и не было.

– Что делать? – пробормотал я устало, когда мы с Тимом после бесплодной слежки вернулись домой.

Упав в кресло, уронил голову на руки. Хотелось стонать, орать и бить все вокруг от бессилия.

– Отдохнуть надо, – заявил Ольшанский, направляясь к холодильнику. – Выпьем,