не так далеко от места нашей первой встречи. С открытием глаз начался набор воспоминаний, но «кем я был до этого?» и «как туда попал?», я не помню — объяснил мужчина, внимательно слушающему Азрану, с которым шёл вдоль реки.

— Как интересно — только и сказал Азран — Ну, раз прошлого ты не помнишь, то предлагаю начать всё с начала, раз уж у тебя началась новая жизнь. Новая жизнь, новое тело, новое имя. Если только ты не хочешь, чтобы я тебя называл «Эй ты».

— Не хотелось бы — признался мужчина.

— Как тебе «Дамах»? — спросил Азран.

— Звучит не плохо — признался он.

— Тогда поздравляю, набор для новой жизни почти набран — сказал с улыбкой Азран.

— Почему почти? — спросил Дамах.

— У тебя есть новое тело и новое имя, осталась последняя деталь, «племя» — объяснил Азран.

— Твоё? — спросил Дамах.

— Наше — поправил его Азран — Но перед этим, ты должен кое что узнать о нашем виде, и образе нашей жизни. Слушай внимательно, потому что это, в буквальном смысле этого слова, вопрос жизни и смерти — предупредил его Азран и Дамах превратился во внимание — Мы с тобой, представители очень сильного племени, которое железной рукой держит свою популяцию через обращение, из-за печального прошлого, когда гордыня взяла верх в нашем племени. Наша сила так велика, тело так крепко, а обращение такое быстрое, что в далёком прошлом, когда частью нашего племени делали всех подряд, наша популяция вышла из-под контроля. Нас стало так много, и мы были так высокомерны, что нас уже ничего не сдерживало. Те наши предки, были рабами своих страстей, которые требовали постоянно крови, плоти и страха их жертв. И даже собраться становились им и жертвами, и пищей. В связи с чем, те, кто поняли, что жизнь, в которой нет чести, ведёт к самоуничтожению, через геноцид всех, кто перечит хоть в чём-то, и ими же становились и собратья, стали группой охотится на тех животных, в которых наша человеческая часть, ими же, была намеренно задавлена и забыта. Прошло не мало времени, и пострадали многие расы, но все бездушные звери были убиты. После чего был принят смертельно важный закон, гласящий что «Живя по чести, брат ты мне. Живя без чести, враг ты мне». Это наложило сильнейшее ограничение на размножение нашего вида через обращение. И только тот, кто проявлял ярко выраженную честь, имел возможность быть обращённым. Ты проявил её, когда на свой страх и риск освободил меня, несмотря на то, что моя вторая форма тебя напугала. А теперь, когда краткое изложение нашей истории закончено, я предлагаю пробежаться к нашему месту обитания, чтобы твоя новая жизнь стала полноценной.

— То есть к месту, где вы живёте? — уточнил Дамах.

— Да, и там же, будешь жить ты, потому что отныне, это твой дом — закончил Азран и побежал.

***

Выйдя в кой-то веки на явно протоптанную как людьми, так и лошадьми тропу, мужчина двинулся в туже сторону, в какую убегал от медведя. Двигаясь, он раздражался из-за того, что мокрая одежда стала тяжёлой. Вспоминая при этом не добрым словом тупого и что не мало важно, слепого медведя, проглядевшего очевидное. Он также не забыл мысленно бросить целый ряд камней «упрёка», в сторону наивных олухов охотников, молящихся на, и тут начинался камнепад, «чтобы их за ногу, мошенников монахов». После мысленной негативной разрядки, он приступил к делам куда более важным и благородным, чем справедливые думы о тех, о ком даже думать тошно. Он стал снова пытаться вспомнить, что было до момента, когда открыв глаза в лесу, когда лес его избил и обо***л. Но сколько бы и как бы он не пытался вспомнить, он не нащупывал не то что ниточки, которая могла бы привести к ответу, но даже к намёку на эту ниточку, он словно не приближался вовсе.

— Откуда я знаю всё что знаю? Откуда я знаю основные определения? Кто мне о них рассказал? Как я вообще оказался в этом лесу? Я же не мог появиться из воздуха, со знаниями которые возникли из неоткуда — к своем стыду, уже начинал уходить в откровенные беспочвенные гадания и выдумки, а не в неподкупную, холодную, беспристрастную, без эмоциональную и уверенно стоящую на двух ногах, логику — У меня должно было быть прошлое. Жизнь, из которой я получил все эти знания о основах всего что меня окружает. Всё не могло исчезнуть просто так и бесследно. Должно было что-то остаться — положительно кивая, говорил мужик — И это напрямую должно быть связанно с памятью.

— О МУДРЕЙШИЙ! — донеслись до мужика звуки какой-то старой женщины, довольно большой дом которой, он только сейчас заметил справа от себя — ПРОШУ, ПОДОЙДИТЕ! — позвала она мужика.

Это была какая-то старая и с виду безобидная женщина. Одетая в какую-то грязную, рабочую и свободную в движениях юбку. Длинные седые волосы и полное морщин лицо, говорили о преклонном возрасте.

Мужчина стал подходить, потому что он, как человек чести, уважающий женщин, и особенно преклонного возраста, понимал, что нельзя игнорировать эти, может уже не такие красивые внешне, но вне всякого сомнения прекрасных внутренне, цветы жизни. Мудрёные опытом в этом, полном наивных олухов, идиотов и шарлатанов, они героини уже по одному факту того, что дожив до этого возраста не свихнулись, и только одно это, вызывает уважение.

— Для меня большая честь приветствовать одного из вас, на моём небольшом, но полном чистоты, благородства и скромности участке земли — начала с улыбкой старуха.

Мужик, с натянутой улыбкой, покрутил перед ней кистью левой руки, мол «дальше».

— Одно ваше появление склоняет к высоким чувствам и вне всяких сомнений является хорошим знаком — продолжала она.

— Что ты хотела? — прямо спросил мужик.

— И наша семья рада любому путнику, относясь к нему с глубоким уважением, как и вы, рады и помогаете всем — продолжала старуха.

— Ближе к делу — не выдержал мужик этого откровенного лизоблюдства.

— Не перебивайте меня — попросила с долькой упрёк старуха.

— А ты завязывай с лизоблюдством и переходи к делу — ответил ей так же мужик.

— Вы монахи совсем совесть с уважением потеряли, как походу и зрение? — откровенно недовольно спросила старуха — Не видишь, что перед тобою женщина?

— Какие ещё монахи? — скривившись, не понял мужик.

— Ну ты же из «всезнающих монахов» — указал она на его одежды и тут мужика осенило, чьи одежды он носит.

— Я НЕ ИЗ ЭТИХ