«Наверное, все на раскопе. Просто-таки землю роют на благо доисторического прошлого и светлого национального послезавтра», — подумал Баг и открыл дверь.

За нею обнаружилась просторная приемная с большими окнами.

С противуположной двери стены на Бага строго и с какой-то тайной мыслью взирал портрет некоего преждерожденного преклонных лет, в чалме, украшенной сияющим полумесяцем; преждерожденный был облачен в темный, расшитый звездами халат, одна рука его была воздета к темному, в крупных звездах, небу, а вторую он поднес к седой бороде. Лицо у преждерожденного было загадочное и возвышенное – казалось, вот-вот он изречет нечто главное.

По правую руку от портрета стоял широкий стол с лампой допотопного вида, графином и парой могучих с виду телефонных аппаратов; за столом просматривался стул с высокой спинкой. Еще правее взор радовала обитая кожей дверь с табличкой «На: больший незалежник Мутанаил ибн Зозуля».

По левую руку от портрета гладящего бороду старика бодро зеленела и, похоже, готовилась плодоносить средних размеров кокосовая пальма.

«Ну просто удивительно! — подумал Баг, напрасно дергая за ручку запертой начальственной двери. — Вот так все бросить и уйти неведомо куда… А это, небось, портрет Горнего Старца и есть. Только вот где же горы?»

Баг с сомнением покосился на телефоны. Соблазн попробовать вновь связаться с Богданом был велик. Но, поколебавшись, Баг оставил эту мысль. Слишком уж он рисковал выдать себя. Баг принялся за первичный осмотр помещения.

В ящиках стола оказалось много всяких бумаг. У Бага не было времени просматривать их с чувством и толком, да и вряд ли так вот, в незапертом ящике стола приемной, лежало бы что-то существенное – он пролистал для порядка верхнюю пачку и уже собрался было кинуть бумаги обратно, как одна бумажка привлекла внимание.

Это оказалось что-то вроде прейскуранта, как говорят в Европе. Сверху так и значилось – «Ценник». Дальше шла таблица, в правой графе которой значились суммы в лянах, а в левой…

Баг даже уселся на стул.

«Древнекопательские работы. Участие в раскопе, один световой день – 7 лянов. Ночное участие в раскопе – 12 лянов. Участие в древнекопательском митинге – 5 лянов. Вербовка в древнекопательские ряды одного нового участника – 2 ляна. Находка кости древнего асланiвца (не менее шага длиной) – 150 лянов. Находка черепа древнего асланiвца – 350 лянов». Дальше следовали подробные расценки на исторические находки – в зависимости от их сохранности и древности. «Находка предмета обихода древнего асланiвца – 40 лянов…» — и опять детальная роспись: за что и сколько.

«Амитофо…»

Изумление Бага не знало границ. Он попытался прикинуть в уме хотя бы приблизительную сумму всего «Ценника» — ежели все, что в нем перечислено, было оплачено хотя бы единожды, — но быстро сбился; не приходилось, однако, сомневаться в том, что сумма получалась значительная. А если учесть, что в движении за возвращение асланiвських древностей участвует чуть не все население города… Удивительно богатые люди эти дервиши! Только вот откуда средства? Откуда?

Но спросить было некого: Старец, ухватив бороду жилистой, натруженной дланью, хранил многозначительное молчание, а набольший незалежник ибн Зозуля отсутствовал, видимо, занятый раскопками особой важности. «Как бы копает». Баг аккуратно сфотографировал бумагу и открыл другой ящик.

Та же картина – незначительные бумажки, главным образом – отчеты об изумительных находках вроде окаменевшей трубки-люльки и клада ржавых кумганов, весьма нетривиально датированных сорок седьмым веком до Н. Х. Баг, человек немудрящий, всегда предпочитал датировки по девизам правления, но знал, что христиане, например, меряют время периодами «до Р. Х.» и «от Р. Х.»; те же из христиан, каковые считают себя атеистами, то же самое именуют «до н. э.» и «н. э.». Странная смесь «до Н. Х.» привела Бага в замешательство. К счастью, внизу страницы сокращение было расшифровано: «до Нашей Хиджры». Честный человекоохранитель только вздохнул.

Затем на глаза Багу попались два отношения о переводе денежных сумм из Асланiвського отделения Первого Всеобъемлющего Справедливостью банка на счет Братства Незалежных Дервишей.

Баг плохо разбирался в денежных документах. Финансовые человеконарушения не относились к его области деятельности; но то, что деньги были переведены в одном случае из средств, предназначенных на строительство новой ветряной электростанции, а в другом – со счета уездного Фонда Радования Старости, следовало из пояснительных банковских записей определенно. Суммы были значительные.

«Это что же получается? — подумал он ошеломленно. — Вместо того, чтобы строить электростанцию и сообразно обеспечить жителей светом и энергией, потребной в ежедневных нуждах, они кости скупают и молодежь учат с оружием по улицам строем ходить? Ради Дракусселева клада отнимают кусок маньтоу у вышедших в отставку и живущих на государственном обеспечении пожилых подданных?! И это – забота о своем уникальном и, по их же собственным уверениям, древнейшем и умнейшем на земле народе?!»

От волнения Баг вытащил сигарету и даже щелкнул зажигалкой, но вовремя спохватился и с сожалением убрал сигарету на место. Встал и решительно направился к двери в кабинет ибн Зозули; внимательно ее осмотрел и вздохнул, качая головой. Извлек из рукава малый метательный нож и принялся ковыряться в замке.

Умение отмыкать замки подручными средствами никогда не было сильной стороной Бага. Подобное занятие он почитал низким и даже постыдным, и уж коли случались обстоятельства, в каковых Багу приходилось открывать запертые двери, то он всегда предпочитал делать это не тайно, а открыто, совершенно явно для всех присутствующих. Говоря проще, Баг такие двери обычно выбивал ногами или, когда дверь попадалась особенно неподатливая, случившимися поблизости предметами. По его мнению, подобный путь был наиболее сообразен поведению благородного мужа.

Но редко, очень редко складывались ситуации особого рода, когда дверь становилась препятствием не для справедливого пленения лиц, совершивших противучеловечные действия и потому подлежащих, например, вразумлению прутняками, но – препятствием к тайному получению важной информации, злодеев уличающей. В многолетнем деятельном опыте Бага таких случаев было – по пальцам одной руки пересчитать, и каждый случай достойный человекоохранитель вспоминал с неизменным отвращением. Баг терпеть не мог ковыряться в чужих замках. Но ибн Зозуля не оставил ему выбора.

«Да открывайся же! — с отвращением вращал ножом Баг. — Открывайся, железяка, три Яньло тебе в пружину!»

Замок не поддавался.

Баг настолько увлекся, что новый хлопок двери внизу прозвучал для него, точно раскат грома небесного. В коридоре послышались шаги и голоса.

«Двое», — определил Баг и огляделся в поисках укрытия. Старец глядел на него с плохо скрытым торжеством. Его легкая улыбка, перестав быть загадочной, казалось, прямо говорила: «Что, влип?» Баг пожал плечами и юркнул за пальму. В углу было тесно, но кадка оказалась достаточно высокой, дабы Баг смог полностью за нею укрыться. Правда, ему пришлось скорчиться – любое движение тут же всколыхнуло бы листья и выдало Бага. Баг поступил единственно возможным способом. Он принял позу «нефритового утробыша», благо владел этой техникой весьма уверенно, практикуя ее раз в седмицу на протяжении уже почти десятка лет. Оная поза, хоть и требовала от адепта запустить нос глубоко меж колен, как ничто иное способствовала сообразному движению жизненной энергии по важнейшим каналам организма, очищая помыслы и сообщая телу необычайную бодрость.