Почти у самого основания Копьеглава Хатин разглядела пелену белого дыма, идущего из сотни труб, и ослепительную зелень затопленных под рисовые посадки полей.

Хатин знала лишь один город, построенный в ущелье, оставшемся после бегства Копьеглава, по которому вулкан мог однажды вернуться на бой. Островитяне прозвали его Гиблый Город – из-за основателя Мистлмана, не внявшего когда-то советам и уговорам хитроплетов. Дочь правителя была одной из первых, кого похитили и принесли в жертву в попытке задобрить вулканы и спасти город. Густым джунглям к северу от ущелья дали имя Свечной Двор как будто со злым умыслом: напомнить, как вешали на деревьях и лозах местных хитроплетов словно оставленные сохнуть сальные свечи. С тех пор хитроплетам никто не верил… но и в Скорбной Лощине городов не строил.

Впрочем, Гиблый Город никуда не делся. Дерзко стоял на месте, служа мрачным свидетельством победы над хитроплетами. Да и место было прекрасное, удобное – недалеко от реки, окруженное ровными пастбищами и в доступной близости от обсидиановых и нефритовых рудников.

Хатин опустилась на корточки и минут десять наблюдала, как над ней кружат гигантские орлы, а те в ответ наблюдали за ней. У нее были дела безотлагательные и те, о которых думать пока не стоило. Вот так вот, все просто.

За ними шел пеплоход. Не толпа, распаленная ведьмой Джимболи, а сам пеплоход. Значит, ему выдали лицензию. Погожий несколько дней ждал, когда наконец губернатор выдаст пеплоходу бумагу на то, чтобы выследить и поймать убийц миледи Пейдж… и вот он ее выдал. Хатин сглотнула и еще раз все обдумала. Пеплоход охотился за ней и ее сестрой как за убийцами. Значит, и губернатор поверил в бредовые обвинения, в эти ядовитые намеки, предъявляя которые Джимболи разожгла в людях безумие: якобы Арилоу стоит во главе заговора хитроплетов – убить других Скитальцев.

Слишком поздно взывать к справедливости и отстаивать невиновность. Им уже вынесли приговор. И если бы не Повелитель и Скорбелла, они были бы уже мертвы. Впрочем, через несколько дней из Погожего явятся другие, они пойдут длинным обходным, но безопасным путем через южные перевалы. Они станут спрашивать о юных хитроплетуньях, одна из которых – совсем не от мира сего…

Гиблый Город – последнее место, где им стоило искать спасения, и, наверное, самое негостеприимное для двух бродяжек…

…Хатин вдруг вспомнила беседу Эйвен и Уиш. Это было давно, в день, когда старший сын Уиш ушел искать возмездия. Слова Уиш звучали резко, словно клекот чайки:

– Ты убедила его пойти? Мало мне дочь потерять, так еще и сын за местью отправился! Уж в Гиблом Городе его точно вздернут на дереве!

Эйвен отвечала:

– В «Возмездии» он найдет друзей и помощь. Вот увидишь.

Да, старший сын Уиш отправился в Гиблый Город искать помощи у тайного общества «Возмездие» и отомстить за убийство сестренки, но он так и не вернулся. Скорее всего, его убили, или же он угодил в тюрьму за покушение. Однако надежда в груди Хатин вновь яростно забила в свой маленький барабан. Возможно, сын Уиш еще жив и его удастся разыскать в Гиблом Городе.

Хатин поднялась на подкашивающиеся ноги и пошла обыскивать птичьи норки. Первая же попавшаяся оказалась занята: в ней сидел кругленький пушистый жилец. Когда тот высунулся наружу, даже голод не сумел заставить Хатин взять в руки камень. Она стала дожидаться, когда птица улетит, после чего раскопала норку. Хатин взяла яйца птицы, завернула их в листья и опустила в лужу горячей грязи, выжидая, пока те сварятся. Когда она разбила скорлупу, изнутри еще сочился клейкий белок, но немного утолить голод яйца все же помогли. Арилоу выглядела опьяненной – долгий побег и припадки прошлой ночи совершенно вымотали ее. Она не противилась, когда Хатин вливала ей в рот недоваренное яйцо.

Хатин отыскала родник, вода в котором не бурлила и имела привычный цвет и отвела к его берегу сонную, спотыкающуюся Арилоу.

– Боюсь, нам снова пора в путь, Арилоу, – сказала она, омывая сестре окровавленные и покрытые ссадинами ноги. Вряд ли Арилоу понимала, что ее пробуют утешить, но для Хатин такое общение давно стало привычным. – Зато дальше нам только под гору. Идем туда… в Гиблый Город. Надо отыскать Феррота, если он еще жив. Надо добраться до «Возмездия».

Хатин с Арилоу два часа продирались через сухой горный подлесок, пока не наткнулись на небольшие приветливые ручейки – все они текли в сторону реки у основания Скорбной Лощины.

Когда началась равнина, грубая земля уступила место рисовым полям, поделенным горными тропами на своеобразные квадраты. Повелитель Облаков и Скорбелла остались позади, а в следующие два часа впереди все отчетливее проступали очертания нависшего над сестрами Копьеглава. Когда подошли к городу настолько, что можно уже было различить черные и белые пятнышки овец и коз, щиплющих травку на окраине, Хатин остановилась и стала обустраивать для Арилоу укромное местечко в папоротниках.

– Придется тебя тут ненадолго оставить, – сказала она, кладя сестре на подол туники тяжелый камень, чтобы Арилоу не встала и не убрела. – Я-то неприметная, а вот на тебя люди сразу обратят внимание.

Стряхнув с одежды белый пепел и сняв сандалии, от которых почти ничего не осталось, Хатин босиком побрела к городу. Когда она подошла еще ближе, город рассыпался сотней крытых пальмовыми листьями крыш, собранных в кучу, словно некая огромная и неопрятная птица бросила вить гнездо на полпути. В сердце этого скопления крыш другие, покрытые алой черепицей, образовали ровные круги вокруг стоящей в центре башни. При виде этих великолепных домов, Хатин поняла только, что это – жилища знати, и ей там не место. Чего она не знала, так это того, что в них вообще не было места никому из живых.

Как и многие старые колониальные города на Острове Чаек, Гиблый Город умирал изнутри. Многие века назад равнины Всадников полнились воюющими конными кланами, которые бились за землю, чтобы потом отдать ее мертвым. Земли Праха обыкновенно помещались в центре городов, под защитой внешнего кольца живых. Беда была в том, что когда Земли Праха в сердце города переполнялись, мертвым не оставалось больше никуда идти, кроме как в дома к живым. Семьи теперь делили кров с урнами праха, поначалу уступая предкам комнату, затем вторую, пока в собственном жилище не оказывались загнаны в тесный угол. Наконец они сдавались и строили себе новый дом – поменьше размером и еще дальше на окраине города, оставляя старое жилье почившим. Так оно и тянулось. И на Острове Чаек, и на родине Всадников было много больших городов, в которых жизнь кипела на окраинах, но в сердце своем они были мертвы. Гиблый Город относился как раз к таким: рос и рос, подминая под себя драгоценную землю, выдавливая рисовые поля все дальше и дальше вовне, пока на пути не вставали вулканы и фермерствовать становилось попросту негде.

Дойдя до ветхих построек на окраине, Хатин нерешительно запнулась и встала. Она упрямо верила, что Феррот обязательно отыщется в «Возмездии», оставалось только добраться до этого легендарного прибежища мстителей.