– Что вы имеете в виду?

– Скитальцев больше нет, господин Прокс, и до сего момента никто не мог толком представить, какие последствия повлечет подобный катаклизм. Остров поделен на провинции, и границами служат вулканы, коварные горы, топи и джунгли. Без Скитальцев наши системы сообщения попросту умирают. Мы никому ни о чем не можем сообщить, ничего не можем выяснить или проверить. Если завтра на северную часть острова обрушится ураган, мы об этом узнаем лишь спустя несколько дней, когда он пронесется по Скорбной Лощине. Вскоре все бандиты, контрабандисты, пираты и головорезы сообразят, что больше ничей разум не приглядывает за ними в холмах. Наши рыбаки и ныряльщики ждут, когда Скитальцы укажут им на косяки рыб и лучшие кораллы. Купцы торгуют, оставляя друг другу сообщения в сорочьих хижинах, а если они лишатся такой возможности, то этой зимой города на окраине будут голодать.

Темный заговор, в центре которого – Арилоу, явно на это и был рассчитан. Они наверняка ждали, что у нас не останется иного выбора, кроме как обратиться к хитроплетам, к их госпоже Скиталице и рыбе-дальновиду. Неплохой шанс сменять ракушечные ожерелья на губернаторские цепи, вам так не кажется? Это дело рук далеко не одной деревни, господин Прокс. У заговорщиков свои люди в каждом селении, в каждом городе, и они готовы были ударить одномоментно по всем Скитальцам. Эту «ночь длинных ножей» долго и тщательно планировали, и что бы заговорщики ни замышляли дальше, планы их вертятся вокруг Арилоу. Мы столкнулись с тайным обществом хитроплетов, которые так и не забыли, каким могуществом обладали прежде, и вот нашли способ вновь подняться. Арилоу – их вождь, их священный идол.

– Да ведь она ребенок, – пробормотал себе под нос Прокс. – Лет тринадцать-четырнадцать.

– Уверен, вы понимаете, о чем говорите, – тихо ответил Камбер, – но я всегда затруднялся определить возраст хитроплетов. Для своих лет они почти все слишком малы и худы.

– И в том, что она замешана, нет никаких сомнений? Может, она лишь пешка в чужой игре?

– Не отрицаю, вы можете судить об этом лучше меня. – Еще одна затянувшаяся почтительная пауза, из-за которой Прокс почувствовал себя болваном. – Я слышал, что у деревни Плетеных Зверей не было ни вождя, ни жреца, но если вы заметили, что делами там управляет еще кто-то помимо госпожи Скиталицы, то эти сведения, конечно же, были бы нам полезны.

Прежде чем встать, Камбер еще некоторое время смотрел на неузнаваемое лицо Прокса. – Господин Прокс, я злоупотребляю вашим временем на отдых. Продолжим завтра.

– Постойте… – Прокс с трудом поднялся из кресла. – Вы так и не сказали: чего от меня все ждут?

– От вас ждут, что вы станете во главе, господин Прокс. Кто-то должен руководить нами, дабы остановить нарождающуюся анархию и сплотить всех в борьбе с угрозой, которую представляют хитроплеты. Кто-то должен отыскать Арилоу, пока она не собрала войска и не причинила еще больший ущерб. Сейчас вы для всех герой, люди вас послушают, да и мое начальство впечатлили ваши способности.

– Но как? Мне надо обратиться в Шквальную Гавань и… – Прокс умолк. Говорить что-либо еще было бессмысленно. Если бы он отправил начальству запрос на полномочия, чтобы разобраться с угрозой хитроплетов, пришлось бы ждать, наверное, полгода, и письмо, которое он, наконец, получил бы, разрешало бы добавить плетеные тесемки к седельным сумкам.

– Выход есть. Двести лет назад, когда ради блага всего острова наши предки искали способ избавиться от хитроплетов, они обнаружили, что действующие законы Всадников об убийствах запрещают истреблять хитроплетов лишь в том случае, если закон признает их людьми. Тогда приняли новый закон в котором прописывалось: если хитроплеты расплодятся чрезмерно или станут чинить слишком много бед, то они более не могут считаться людьми и в глазах закона становятся… что ж… лесными волками. А когда лесные волки становятся бичом острова, пора объявлять время Большого ущерба и назначить Чиновника по его устранению, который непосредственно и машинально наделяется действительными на всем острове полномочиями, дабы… управлять им. Такой чиновник волен поступать, как сочтет нужным, ни на что не спрашивая дозволения из Шквальной Гавани.

– Значит, думаете, если я стану этим Чиновником по устранению…

– О, я не думаю. Я лишь канал, орудие. И в настоящий момент я – то самое орудие, которое никому не даст давить на вас, заставляя принимать решение без предварительного отдыха, господин Прокс.

Прокс вновь уставился в зеркало. Кто взглянет на него из отражения, когда сойдут волдыри?

«Вы не должны были выжить…» Прокс ощутил резкую боль. Вспомнил, как в лодке его рвало, и подумал: может, вода в ракушке была отравлена? Может, сельчане задумали тогда убить его? Прокс попытался вспомнить, отчего вдруг проникся симпатией и доверием к девочке, принесшей ему воду. Однако разум все еще горел раскаленным добела безумием трехдневного пребывания в море и не мог отыскать ту причину.

– Мне не нужен отдых, чтобы принять решение, – сказал Прокс. – Я согласен. Я возглавлю охоту на леди Арилоу.

Камбер медленно опустил голову в небольшом поклоне.

– Договорились. Завтра утром на вашем столе будут бумаги, готовые на подпись. Я позабочусь, чтобы местный дом правосудия перешел под ваше начало, и вы могли устроить в нем штаб.

– Нужно будет направить вооруженный отряд в Погожий, – пробормотал себе под нос Прокс. – Чтобы больше никаких расправ. И самосуда.

– Разумеется. Правда, понадобится время. Как вы знаете, через владения вулканов дороги нет, и посему кратчайший безопасный путь отсюда – строго на юг, потом через перевал Бродяги, а после – на север вдоль берега и до самого Погожего. Это по меньшей мере четыре дня пути. – Прокс глянул в окно и вздрогнул, когда глаза пронзило копьем солнечного света. Что-то не давало ему покоя, что-то связанное со сказанным, с бумагами, которые ему обещали предоставить завтра на подпись. Вот только он не мог понять, что именно.

– Где?.. Где, говорите, мы сейчас?

– В Новом Трудмосте, так город обозначен на карте, – ответили ему, – но никто его так не называет. Вы ведь слышали о Гиблом Городе?

* * *

Хатин разбудил бьющий в глаза солнечный свет. Она села и выглянула наружу из пузыря застывшей лавы, ставшего им приютом.

Облака, застилавшие накануне все, расступились под напором растущего дневного жара. Казалось, сама Скорбелла, шурша белыми юбками, и все ее странное белое царство отступили от девочек. Небесная синева сгущалась, а комковатая жирная земля кругом была усеяна маленькими синими и розовыми цветочками и небольшими холмиками, оставленными птицами-норниками. Каким-то чудесным образом сестры уцелели и снова видят солнце. Судя по тому, как высоко оно висело в небе, был уже почти полдень. Несмотря на головокружение, Хатин сообразила, что прошло часов двенадцать или около того с тех пор, как они с Арилоу спаслись от разъяренной толпы.

Моргая, Хатин выбралась из укрытия и обнаружила, что стоит на возвышенности, а перед ней раскинулась широкая и плоская прогалина. Ниже тянулась Скорбная Лощина – длинное ущелье, оставленное Копьеглавом, когда он в ярости уходил после боя; по его дну змеилась нить реки. Вдалеке толпились холмы, и посреди своей горбатой армии высился сам Копьеглав: голова его скрывалась в серой дымке страданий и гнева.