«Хоум-Плейс,

6 мая 1940.

Дорогой папа,

Я очень надеюсь, что у тебя все хорошо и тебе нравится на эсминце. Прежде чем я начну рассказывать, учти, что письма стали в полтора раза дороже – два с половиной пенса, поэтому мне нужно больше карманных денег, иначе тебе придется получать в полтора раза меньше писем. Можно прибавить мне шесть пенсов в неделю? Я понимаю, для тебя это мелочи, однако моя жизнь только из них и состоит [неплохо сказано!].

Как жаль, что ты не смог выбраться домой на Пасху!

Луиза привезла с собой школьную подругу, ужасно умную. Ее зовут Стелла Роуз, у нее отец – хирург, а еще есть брат, который будет знаменитым пианистом. Стелла играла на пианино с бабушкой, и та сказала, что у нее талант. Тетя Вилли говорит – они, наверное, евреи. Я спросила Луизу – она не знает, а все остальные молчат.

Надеюсь, что тебя больше не тошнит. Очень тебе сочувствую, особенно если приходится работать. Лично я ничего не могу делать, когда мне плохо. Впрочем, вряд ли тебя заставляют драить полы или лазать по мачтам – ты просто отдаешь приказы. Повезло тебе быть офицером, даже если ты самый старый младший лейтенант в КВМДР[7]. [Эту аббревиатуру она скопировала из папиной открытки, хоть и не поняла, что она означает.] На каникулы нам задали написать чью-нибудь биографию, и я выбрала генерала Гордона. Он был очень религиозен и после успешных действий в Китае застрял на Ниле. Там его осадили враги, а мы не послали подкрепление вовремя, и его убили. Эту сцену можно увидеть у «Мадам Тюссо». Однако, несмотря на драматичный финал, он оказался не таким интересным, как я надеялась; Полли с Флоренс Найтингейл повезло гораздо больше. Полли ужасно хорошенькая, ее лицо вытянулось, и еще она отращивает волосы цвета здоровой лисы – правда, похоже? Жалко, что у лис не бывает голубых глаз. Она рисует животных и недавно изобразила очень похожую лису, что и навело меня на мысль.

Я написала только один рассказ и половину пьесы, а потом застряла. Беда в том, что у нас ничего не происходит: обедаем, делаем уроки, слушаем новости (ужасно скучно). Я больше не хочу придумывать, и теперь приходится ждать, пока не случится что-нибудь интересное.

Луиза считается не совсем красивой, скорее привлекательной – тоже мне достижение! Она здорово выросла и в этом году поступила в театральную школу, отчего сразу стала задаваться; в общем, характер у нее определенно испортился. [Тут она вспомнила, что папа ждет новостей о жене и сыне.] У Невилла все хорошо, ему нравится ходить в школу. Завел себе ужасного друга, зовут Мервин – носит очки, заикается и делает все, что Невилл велит, даже математику за него. Наврал в школе, будто ему нельзя есть капусту, и они поверили! Вот наивные! В прошлом семестре он спустил лягушку в унитаз, но, к счастью, не вынес угрызений совести и признался Эллен, а та – бабушке, и его наказали.

Что ты думаешь о Модильяни? Мне о нем рассказала мисс Миллимент, когда я спрашивала про евреев: как это получается, что они одновременно еще и англичане, а она говорит – у них нет своей родины, поэтому они живут везде и вносят свой вклад в культуру, как Модильяни. У него странные люди на портретах, будто во сне. Ну, вроде узнаешь, но раньше никогда не видел. Как ты думаешь, когда тебя сразу узнают, это хорошо? Я имею в виду, в живописи, в литературе и в музыке, наверное, хотя у меня совсем нет слуха, так что музыкой не особо интересуюсь. В общем, если один раз посмотреть на картину Модильяни, то потом его всегда узнаешь, правда же? Вот я и не возьму в толк, хорошо это или плохо? С одной стороны, это может означать, что человек все время повторяется, с другой – что он придумал свой тайный язык и каждый раз создает новое. Пап, ты же художник – значит, должен это понимать.

Я скучаю по тебе [тут Клэри запнулась и почувствовала знакомую боль в груди] иногда [осторожно дописала она]. Пожалуйста, обрати внимание на марку и перечти еще раз начало.

Так, чем бы теперь заняться?

Она решила обойти дом и проверить, кто чем занят и нельзя ли к ним присоединиться, однако это оказалось безнадежной затеей. Тетя Рейч – самый лучший вариант – уехала в Лондон с Бригом и не вернется раньше шести. Можно поделать уроки – сочинение о королеве Елизавете и ее отношении к веротерпимости плюс алгебра, которую она просто ненавидела – или выполнить недельную норму прополки (два часа), где скажут бабушка или садовник, или прогуляться в Уотлингтон с Полли за пряжей на шарфы, которые они вязали (теперь все вокруг вязали: Зоуи для будущего малыша, хотя у него и так миллион одежек, и даже мисс Миллимент кое-как мучила шарф; правда, вечно теряла петли, и оттого выходило кособоко, но она, похоже, не замечала).

Разведка ничего не дала: Зоуи лежала, Эллен гладила, бабушка в теплице проверяла помидоры, а Рен снаружи белил рамы и насвистывал, словно ухаживал за лошадью. С ним бесполезно связываться: болтает без умолку, да и белить не умеет – все рамы забрызгал.

Клэр забрела на кухню. Обед – макароны с сыром и тушеный чернослив – был давным-давно, и она проголодалась. В кладовой Тонбридж и миссис Криппс пили чай; с дальнего стола соблазнительно манила тарелка с оладьями. Клэри спросила разрешения взять одну штучку; миссис Криппс пододвинула ей тарелку и велела бежать.

Выйдя в холл, Клэри села на ступеньки и принялась есть оладью, растягивая изо всех сил, как будто это последняя еда на земле. Скучная штука эта война, даже Полли наверняка прискучило. Кстати, а где Полли? Ее с обеда не видно…

Наконец Полли обнаружилась в детской, где она терпеливо играла с Уиллсом: строила карточные домики, которые тот разрушал, махая ручонками. Старенький граммофон играл «Мишки на прогулке».

– Смотри, он ходит! – воскликнула Лидия, держа Роланда под мышками и тщетно пытаясь его поставить, а он беспомощно перебирал ножками в вязаных ботиночках и улыбался одобрительно всякий раз, когда разлетался карточный домик. Одна щека у него была красная, как помидор, другая бледно-розовая, а когда он поворачивал голову, длинная струйка слюны изо рта моталась взад-вперед. Клэри уныло наблюдала за ним. Скоро и у Зоуи будет такой же, и его придется любить.

– Невероятно, до чего они мерзко выглядят! – пожаловалась она Полли, когда им удалось сбежать под предлогом помощи бабушке. Лидия, как всегда, увязалась было за ними, но Эллен ее удержала обещанием дать повезти коляску. – Щенята, котята, жеребята, даже птенцы не такие противные! Почему же люди в начале жизни обязательно толстые и слюнявые? Если бы у меня был ребенок, я бы, пожалуй, отправила его на псарню или в больницу, пока не станет похож на человека. И еще им нравится все портить и ломать, так что даже характер у них противный!

– Ну, если не хочешь, можно и не заводить детей – просто не выходи замуж, и всё.

– Я могу выйти, если захочу, а рожать не буду.