«Откуда?!» – опять восклицал заключенный.

Ответом ему служила тишина, в которой раздавался отзвук шагов его тюремщика.

– Он и в самом деле тот, из пророчества? – спросил доминутемп. Два силуэта зашевелились в полумраке у входа в камеру.

– Абсолютно точно, – отозвался один из них с плоской астролябией на лацкане. – У него два узла, причем второй обладает рядом странностей.

– Например? – без особого энтузиазма задал вопрос доминутемп в мантии.

– Коэффициент равен нулю. Анализ собственных нитей не выявил никакой памяти формы, при этом нити, которые можно считать общими имеют еще две формы…

– Меня не интересует ваш янтарный жаргон, – допрашивающий в раздражении махнул рукой. – Говори проще или дай слово этому, второму… Из какого он дома там?

– Дом Поддержки, – тихо, с ноткой злобы подал голос второй доминутемп, стоящий около двери. На его лацкане красовалась эмблема из двух пересекающихся кругов.

– Вот, ты и говори, меня уже тошнит от ваших заумных словечек, которые по сути никому не нужны!

Все это время двое в белых масках беспристрастно стояли и наблюдали за развивающейся драмой.

– Мы предполагаем, что это нечто – паразит. Он не способен выжить вне чужого тела, по неустановленным причинам. Скорее всего поэтому он и не имеет собственной формы. Тем не менее, пленник был замечен за полной трансформацией в нечто, похожее на стриксу15.

– То есть его вид – побочный эффект обращения?

– Нет, их раса выглядит именно так, – покачал головой представитель дома Поддержки. – Мы предполагаем, что именно этот паразит дал такую возможность данному существу. Более того, имеется еще один неизвестный его облик.

– Почему не выяснили? – доминутемп в мантии властно задал вопрос, а потом не дав и шанса ответить отмахнулся. – Ладно, неважно. Как оказалось, пророчествам церковников иногда можно верить.

– Может абсолютное большинство наших жрецов и не имеют реальной силы, и врут нашим последователям, но слова Мастера-Жреца не поддаются сомнению, – проговорил один из монахов.

– Ну и как же мне с тобой поступить? – заглянув в глаза пленнику, наконец спросил «тюремщик». Этот вопрос испугал заключенного, он не отрываясь следил за всеми действиями этой без сомнения «важной шишки». Он уже не пугал его своим видом. Нет, он привык к странным существам без оперения. Но вот движения… Они будто немного отличались. Словно этот незнакомец в мантии был немного другой.

И только когда «надзиратель» прикоснулся к его совиному лицу своей правой рукой, он осознал, что его пугает точность движений. Такая, какая не может быть у живого существа.

«Нет, он определенно не машина, – проговорил тихо голос внутри. – Выпусти меня».

– Выпусти своего ручного монстра, дай нам поговорить, – вторил шепоту «тюремщик». – Или его слишком сильно сковали?

– Почему мы вообще предоставили первый доступ ему, а не господину Нотену? – тихо спросил представитель дома Измерений.

– Без понятия, – сурово ответил второй, смотря как монахи используют свои высокие жезлы, чтобы ослабить изобретения его дома. – Разворовали и растащили наши достижения.

Он сплюнул.

***

Группа из четырех студентов в неловком молчании шла по лабиринтам ТУВИВ. Сам ВУЗ имел богатую историю, тянущуюся еще из далекого прошлого. Здание претерпело множество реконструкций, а еще больше надстроек, поэтому сейчас фраза «я здесь хорошо ориентируюсь» никем не могла восприняться всерьез.

Учебные процессы делили студентов, так что они запоминали в лучшем случае три маршрута, рискуя полностью потерять ориентацию в пространстве, просто свернув в новом месте.

Учитывая такие сложности, ректорат вместе с Мастером Нотеном уже который год обсуждают необходимость внедрения внутренней системы телепортации, основанной на ауфентитовых наработках. Но до сих пор дело не сдвинулось с мертвой точки. Скорее всего (если верить очень достоверным слухам, гуляющим тут и там) во всем виноват господин Нотен и его фракционная борьба. И у многих этот факт вызывал большое негодование: Янтарный и Ауфентитовый Мастера не были в почете в последнее время. Лиан же считал, что введение системы телепортов еще больше отрежет их от ориентации внутри ВУЗа, превратив эти прекрасные высокие залы с резными сводами в подобие гроба при любой неисправности.

– Никогда бы не подумал, что эта выскочка имеет такие взгляды, – вдруг нарушил тишину Дьон. Остальные посмотрели на него с легким непониманием, оторванные от своих мыслей. – Ну я про ее вопрос в конце лекции.

– В ее словах есть здравое ядро, – возразила девушка. – Все-таки Историческое Общество пошло на большой риск приняв за факт то, что за таковой принять нельзя. Еще и с учетом наших возможностей по изучению истории.

– Но Ждущие тоже не предоставляют никаких фактов в поддержку своей точки зрения, – возразил Убель. – Они выкупают рекламные щиты, расклеивают объявления, собирают небольшие залы, проповедуя то, что сами не могут доказать.

– Секта есть секта, – угрюмо сказал Лиан. – Однако я во многом с ними согласен, особенно в той части про сделку Падшего с первым Нотеном.

– Ты поверил их байке про отлученного жреца? – со скепсисом посмотрела на него девушка, мигом смутив его.

– Не сказал бы, – почесав у виска медленно произнес тот. – У меня есть свои причины считать, что в данном случае они говорят правду. Хотя я и не согласен с тем, чтобы признавать Падшего своим богом.

Четверо друзей погрузились в молчание, как это бывало каждый раз, когда заходил разговор о политике. Каждый из четверых придерживался строго определенного мнения, причем двое из них не имели даже права отклониться от определенных суждений. В некотором смысле, именно поэтому эта тема попадала под негласное табу.

Самым счастливым здесь, конечно, был Лиан. Вечно спокойный и оптимистично настроенный парень не имел никаких обязательств ни перед кем, что делало его в самом прямом смысле «свободным» во всем, что касалось его суждений.

Со стороны даже могло показаться, что он слишком несерьезен и специально опускает свои очки чуть ниже, чтобы смотреть на мир было приятнее. Впрочем, такие как он всегда вызывали интерес: его семья добилась значительных успехов в первом поясе кварталов, что имели достаточно денег, чтобы обеспечить должное образование сыну. Он и сам был разборчив в науках, а потому легко поступил в ТУВИВ, хотя и не избавился от старого склада мышления, сложенного, хоть и в близких к цивилизации, но все еще самых бедных районах. Вырвавшись из отчего дома, о котором говорил так мало, что друзья уже прекратили попытки добиться сколько-либо вразумительного рассказа, он поселился в отдельной комнатке общежития, наслаждаясь своей «свободой».

И этот факт, надо сказать, рождал в душах его спутников зависть. Меньше всего, этому душащему чувству оказался подвержен Убель. Надо сказать, что из всех четверых, он один производил впечатление бесстрастного