— А сейчас американцы где?

— Двое лежат без движений. Сержант, кажется, оказался живучим и оклемался. Мне только что сообщили, что он пытается на четвереньки встать. Минутку, товарищ полковник, я в прицел на него гляну.

Американский сержант склонился над одним из своих бойцов и хлестал того по щекам. Видимо, пытался вернуть в сознание. Но быстро бросил это занятие. Боец не шевелился. Тогда он переполз ко второму. Но этого даже по щекам не бил, просто прощупал сонную артерию на шее и что-то сказал сирийцу, замершему в страхе в позе покорности. Сириец тут же, оглядываясь на столбы, подскочил к нему и помог встать на ноги. Так, держась друг за друга, они двинулись в сторону лежащих на бархане «волкодавов». Капитан снова включил внутреннюю связь и отдал приказ:

— Расступиться! Выйти за пределы их возможной видимости! Пусть вернутся. Им есть что рассказать Оборотню.

После приказа внутреннюю связь Радиолов снова выключил и доложил все полковнику.

— Отпустил их? — переспросил Черноиванов, хотя приказ капитана сам прекрасно слышал. — Думаю, зря… Их невозвращение сыграет нам тоже на руку. Непонятное всегда страшнее разумного.

— Тогда, если не вернутся, стоит ждать новой группы разведки. У америкосов всегда активно работают поисковые группы. Они даже трупы обычно стараются отправить домой. На Арлингтонское кладбище[30]. Возможно, следует ожидать группу разведчиков, усиленную, скажем, вертолетами или парой танков. Кроме того, Оборотень может по своим каналам узнать, что это за светящиеся столбы здесь. Это не слишком секретная информация, если о ней даже в Интернете говорят.

— А что это за столбы? — спросил Черноиванов.

Капитан объяснил, что сумел узнать из Интернета.

— Новые захоронения, говоришь? Меня только сегодня спрашивали… Недавно в ваших местах пропала группа французских археологов. Они как раз интересовались крестовыми походами. Может, на кладбище наведались, и их убили. И сразу захоронили там же… Но ты пока туда не суйся. Светящиеся столбы хорошо видны ночью, однако они, я думаю, и днем там же бродят. Только днем их не видно. Я поговорю со специалистами, попрошу совета. У нас в дивизии есть бригада химиков. Как, говоришь, газ называется — фосфин?

— Так точно. Фосфин.

— Я запишу на всякий случай. Правда, химики и без того должны это знать…

Полковник не успел отключиться от разговора, как у Радиолова завибрировала трубка. Кто-то звонил капитану.

— Минутку, товарищ полковник. Я на звонок отвечу, — попросил Радиолов паузу, вытаскивая трубку. Но, посмотрев на номер, что высветился на определителе, снова обратился к Черноиванову:

— Товарищ полковник, мне поступил звонок от Оборотня. Но он же не мог знать мой номер. Я передавал ему обращение сына через «планшетник» и тот номер сделал закрытым. Если бы у него было какое-то оборудование, позволяющее номер раскрыть, он позвонил бы не на трубку, а на «планшетник».

— Что ты ему ответил?

— Я еще не отвечал.

— Поговори с ним, потом мне перескажешь.

Капитан включил на трубке диктофон, чтобы сохранить запись разговора, и нажал на кнопку ответа.

— Алексей Терентьевич? — спросил Лугару.

— Так точно, Юрий Иванович. Он самый. Слушаю вас…

— Ты осведомлен о моем присутствии? Странно… Но это не страшно. Разведка, наверное, и у России имеется. Скажи-ка мне честно, если это возможно, Сергей с тобой?

— Вы про капитана Волкова, как я понимаю, спрашиваете?

— Про него… — Акцент, приобретенный за годы проживания за границей, чувствовался отчетливо. Но он совсем не мешал понимать подполковника Волкоффа. Тот только старательно проговаривал все слова, чтобы не глотать по американской привычке окончания.

— Да, капитан Волков входит в мою группу. Недавно только прибыл на усиление.

— Попроси его, если можно, сегодня днем ходить с белой повязкой на рукаве.

— Это невозможно. Капитан Волков сам не захочет повесить опознавательный знак. Я так понимаю, вы хотите уберечь его от выстрелов своих снайперов?

— Не могу ничего сообщить. Только предположу, что белая повязка может одинаково использоваться и как обозначающая того, в кого нельзя стрелять, и как того, кого следует застрелить в первую очередь. А уж вам решать, что выбрать. Какой из двух вариантов вам удобнее и ближе по своей сути, тот и выбирайте…

Лугару не отказался от того, что в Кафр-Зиту отправил снайперов, хотя и не подтвердил это.

— Я, как ответственный офицер, избегаю сотрудничества с предателями, извините уж за прямоту. Потому попрошу вас больше мне не звонить… Было бы даже лучше, если бы вы совсем мой номер забыли…

— Память у меня, понимаешь, капитан, профессиональная. Не умею забывать, что в голову попало. Один раз услышал — это навсегда.

— Многое зависит от того, от кого услышишь…

Радиолов выставил простейшую и примитивнейшую ловушку. Но Лугару со своим богатым опытом в нее не попался. Видимо, хвастовство ему было чуждо.

— Это не имеет значения…

— Многое еще зависит от обстоятельств.

— Да, обстоятельства порой бывают сильнее нас. С этим трудно не согласиться. Вот я в настоящий момент вижу в окно, как в сторону моего дома движется один сержант, который, кажется, родился спецназовцем и прослужил в спецназе больше меня. Отменный специалист и чрезвычайно опытный человек. Но сейчас он не просто движется. Он идет, поддерживаемый местным сирийцем. Они только что с квадроцикла сползли. Оба еле-еле на ногах держатся. Я послал этого сержанта на выполнение пустякового задания, но уже по его внешнему виду догадываюсь, что задание не выполнено. Похоже, обстоятельства в этот раз оказались сильнее, чем сержант Васкес со всем его служебным опытом. Теофило! — громко позвал Волкофф, видимо, распахнув окно. — To me![31]

— У вас все, господин подполковник? — уточнил Радиолов.

— Нет, я еще хотел спросить, как мне позвонить сыну. Он так быстро завершил разговор, что я спросить не успел.

— Это невозможно, информация закрытая. Если Сергей пожелает, он сам с вами свяжется. До свидания. Не могу пожелать вам всего хорошего. Только плохого… Но это ваш личный выбор, и сделан он давно…