– Вы работате поваром? – поинтересовался я, предварительно осыпав щедрыми похвалами автора борща.

– Нет, что вы?! – громко рассмеялась Марина. – Я работаю в финской юридической фирме. Сейчас у нас есть крупный клиент в России, поэтому минимум полгода я буду работать в Москве.

– То есть вы постоянно живете в Финляндии? – продолжал расспросы я.

– Да, у меня уютный домик недалеко от столицы и непрерывный вид на жительство.

– А на постоянное жительство в Финляндии не думаете остаться? Получить финское гражданство? Все-таки Евросоюз, Шенген – будет проще путешествовать по Европе.

– Нет, что вы! У нас много российских клиентов, часто приходится ездить в Россию, а с российским паспортом въехать в Россию можно без проблем, связанных с получением визы. Так что российское гражданство, отличное знание российских реалий и языка меня поят и кормят. И неплохо поят и кормят – даже по финским меркам!

Я не стал выяснять размер этого «неплохо» и зашел с другой стороны:

– А учились вы где?

– Давно, пока еще родители в Америку не уехали, я окончила Плехановский, так что по первому своему образованию я экономист. А потом уже получила диплом юриста. Так что я специалист широкого профиля!

– Потрясающе! – похвалил я.

Оказалось, что обед на этом не закончился, и после борща появились гречаники из свежайшей печенки, под которые не допить «Белугу» был просто грех! Липатов захмелел и принялся оживленно рассказывать мне про то, что ему удалось найти упоминание о его предке Андрее Тузове в книге, посвященной русским путешественникам. Присутствие Марины его совершенно не смущало: похоже, ловкая баба пользовалась полным доверием обычно сдержанного и подозрительного Липатова. Надо, надо как можно скорее проверить ее личность!

– Представьте себе, что удалось мне раскопать! Некий приват-доцент Московского университета по фамилии Курчевский опубликовал в тысяча восемьсот девяносто седьмом году труд о русских путешественниках девятнадцатого века, среди которых упомянул и Андрея Васильевича Тузова. Оказалось, что сей достойный муж на месте долго не сидел, а бывал в разных экспедициях, иногда весьма рискованных: в Аравии, Персии, Индии. А ведь в наших семейных преданиях об этом ничего не говорилось! Но вот что главное я почерпнул у Курчевского: в свое последнее путешествие Тузов отправился через Константинополь, неведомым образом получив разрешение от правительства блистательной Порты – то бишь Турецкой империи – на проведение археологических раскопок и приобретение исторических раритетов. Похоже, что при дворе султана Махмуда Второго у него имелись серьезные связи! Хотя, возможно, это было следствием проводившейся в те годы политики «танзимата», направленной на европеизацию средневекового восточного реликта, которым в те годы была Турецкая империя.

– Да, но как я понял, Тузов вел свои поиски сокровищ Энрико Дандоло по балканскому побережью от Салоник на востоке и до Дубровника на западе, – заметил я. – Так что важнее было получить разрешения от греческих и австрийских властей.

– Осмелюсь напомнить вам, что в те времена Салоники принадлежали Турции точно так же, как и побережье Албании и нынешней Черногории вплоть до города Бар, – с улыбкой напомнил Липатов, и я пристыженно умолк. – Не знаю насчет греческих властей, а вот с австрийскими у него отношения, похоже, не сложились. Курчевский указывает на то, что в своих письмах Тузов неоднократно жаловался на препятствия, чинимые ему австрийскими властями. Похоже, что его принимали за шпиона.

– А Курчевский не пишет, что именно нашел Тузов во время своей экспедиции? – спросил я.

– Он пишет о том, что Тузову удалось в Турции собрать большое количество исторических предметов, которые он по приезде в Навплию – современный греческий город Нафплион – передал находившемуся там русскому поверенному в делах графу Виктору Никитичу Панину, представлявшему в молодом греческом королевстве Российского императора. В начале мая тысяча восемьсот тридцать первого года Панин был отозван в Петербург, где занял должность помощника статс-секретаря Государственного совета, однако нет никаких данных, что Панин что-либо привез в Петербург из Греции.

– Неужели присвоил? – предположил я.

– Вряд ли. Графы Панины были весьма богатыми людьми. Возможно, тузовские раритеты исчезли при перевозке. Надо бы поднять сохранившиеся архивы графов Паниных: наверняка такой старый педант должен был отразить на бумаге судьбу вверенных ему исторических ценностей.

– Но нас больше интересует пребывание Тузова в Дубровнике и Которе, – напомнил я. – Ведь именно во францисканском монастыре Дубровника Тузов нашел тот загадочный предмет, о котором писал дочери.

– Курчевский пишет, что Тузов в начале лета тысяча восемьсот тридцатого года покинул Навплию на греческой фелюге, идущей в порт Волос. Информацию об этом он почерпнул из личного письма Тузова графу Панину, отправленному Тузовым в русское представительство из гостиницы непосредственно перед отъездом. В письме графу Панину от шестнадцатого апреля тысяча восемьсот тридцать первого года Тузов сообщает своему другу о том, что за полгода путешествий по материковой Греции он собрал большое количество бесценных археологических находок, и, зазимовав на острове Корфу, он ближайшим судном отправит находки с верным человеком в Санкт-Петербург. К тому моменту, как письмо Тузова дошло до Наплии, графа Панина там уже не было: он убыл в Санкт-Петербург к новому месту службы. Письмо было отправлено графу в Санкт-Петербург дипломатической почтой по распоряжению сменившего графа Панина на посту поверенного в делах Петра Ивановича Рикмана, но и на этот раз очередное собрание Тузова загадочным образом исчезло. Сохранился запрос графа Виктора Никитича Панина к Рикману относительно остававшегося на Корфу багажа Андрея Тузова с ценными археологическим находками. Рикман обратился к греческим властям, но никакого багажа не обнаружилось. Сам Тузов в конце апреля этого же года убыл с Корфу в город Дураццо – ныне албанский порт Дуррес, – который в те времена был под властью Турции. Курчевский далее цитирует письмо русского консула в Каттаро, в котором тот сообщает в Санкт-Петербург о некоторых интересных новостях, привезенных ему приехавшим в Каттаро из Рагузы потомственным дворянином Андреем Васильевичем Тузовым. Побывавший в Греции и турецком Дураццо Тузов был отличным источником информации для дипломата, выполнявшего – как и все дипломаты во все времена – функции разведчика. Интересно также упоминание о факте пребывания Тузова в городе Рисан, находящегося в самой дальней северной части залива Бокади-Каттаро – в родовом дворце знаменитых бокельских аристократов графов Ивеличей.

– Хм… А не был ли ваш уважаемый предок Андрей Васильевич Тузов… э-э… в некотором роде русским разведчиком? – предположил я.

– Понятно, что Курчевский об этом не пишет. Но загадочные исчезновения его коллекции археологических находок невольно наводят на эту мысль, – согласился Липатов. – Если не предположить, что их похищали умышленно, в надежде найти то главное, ради чего Андрей Тузов прибыл на Балканы – сокровища венецианского дожа Энрико Дандоло.