Александр, конечно, весьма верующий человек. Рассказывают, что прежде чем поставить свой автограф под тем самым манифестом, молился несколько часов. Да только и он вряд ли всерьез решил бы, что в тело несчастного Герочки вселился Князь Тьмы. А даже если бы и промелькнула у него такая мысль, так велел бы исподтишка брызнуть на меня главным христианским индикатором – святой водой. Не удивлюсь, если узнаю, что уже и побрызгали. Или хотя бы чайком, на «индикаторе» заваренном, угостили.

А вот в тайное общество любой царь куда охотнее поверит. Особенно если оно старое, можно даже сказать – домашнее. Членство в масонской ложе, по словам Германа, давно уже из моды вышло. Только старики и держатся за древние ритуалы да разговоры разговаривают о всяческих благоглупостях.

Вот вспомнить бы еще, о чем я в действительности говорил с удивительным священником, отцом Серафимом, на могиле старца! Что-то о прощении и… едрешкин корень! Попика с потрясающими ясными глазами хорошо помню, а о чем говорили – убей бог… Что, Герочка? Он сказал, что, должно быть, Федор Кузьмич позвал меня к себе, чтобы нужные мысли в голову вложить? И ты всерьез полагаешь, будто царь поверит в эту бредятину? Да ладно-ладно! Не кипятись! Других версий все равно нет…

В общем, я так Александру и заявил. Дескать, отец Серафим велел мне молиться и открыл, что старец сам каким-то невероятным образом зазвал меня к себе на могилу. Пока говорил, кстати, хмыкнул про себя и добавил, что будто бы именно тогда мне пришла в голову мысль построить в губернии железоделательный завод и чугунку.

– И все? – чуть ли не разочарованно выдохнул император.

– Все, ваше императорское величество.

– Вы, Герман, садитесь. Не стойте тут, как… в общем, не стойте. Вам еще…

Договорить государь не успел. Потому что именно в этот момент открылась дверь, и вошел очередной гвардейский офицер.

– Его императорское высочество великий князь Константин Николаевич испрашивает…

Бравый, потешно и пестро наряженный военный тоже, подобно Александру, не успел закончить фразу. Потому как его самым беспардонным образом отодвинули с прохода, и в кабинет ворвался еще один младший брат императора.

– Уйди, мать… – Великий князь в совершенстве владел русским матерным. И совершенно не стеснялся это наречие использовать. – Уйди с глаз моих! Испрашивает, козья морда, пошел ты на…

Ну и так далее. Герцог Мекленбург-Стрелицкий морщился, словно от зубной боли, а Николай откровенно веселился. Как к нежданному явлению генерал-адмирала отнесся царь, понять было трудно. Он занимался прикуриванием очередной папиросы.

– Коко? Что-то ты сегодня особенно… – наконец покачал головой Александр, когда гвардеец ретировался и двери за собой захлопнул. – Не ожидал, что ты решишь составить нам компанию в завтрашней охоте.

– Да какая на… охота, Саша! Князь Долгоруков доклад из Москвы прислал. Эти… совсем там… Подобного скандала еще никогда не бывало. Это превосходит всякое воображение! Никакие увещевания на них не действуют! Непрерывно заседают! Генерал-губернатор приказал офицерам полков находиться при казармах и вынуть ружья из арсеналов. Теперь испрашивает дозволения разогнать дворянское собрание силой.

Нетрудно было догадаться, о чем шла речь. Еще в середине января московское дворянское собрание отправило в столицу так называемый адрес «О созвании выборных людей от земли русской», в котором был четко сформулирован ультиматум с требованием создания в государстве представительного органа для дворянства. А чтобы это коллективное письмо не утонуло в какой-нибудь канцелярии, копию напечатали в «Московских ведомостях». «Правда будет доходить беспрепятственно до вашего престола, и внешние, и внутренние враги замолчат, когда народ в лице своих представителей, с любовью окружая престол, будет постоянно следить, чтобы измена не могла никуда проникнуть…» – кроме прочего писалось в послании, и ближайшее окружение императора взвыло от ярости.

– Я днями отправил туда Валуева, – выдохнул дым государь. – К его голосу они должны прислушаться. Впрочем, об этом потом, Коко. Ты знаком с господином Лерхе?

– Ха! – гаркнул князь и в два огромных шага оказался рядом со мной. Естественно, к тому времени я уже стоял, скрючившись в поклоне. – Так вот он каков! Явился о прожектах своих доложить? Ты, Саша, его слушай! Я узнавал. У этого сударя рука царя Мидаса. Все, к чему касательство имеет, в золото превратиться норовит. Редкий талант! Михаил Христофорыч о его выкладках для прожектов говорил. В пример иным ставил.

– Слишком много в нем непонятного, – потер глаза царь. – И в химии у него поразительные успехи, и в оружейном деле. И гражданское правление при нем как часы заработало. И повоевать успел, и сына мне спасти. Подношения берет и тут же дома для чиновников строит… Карта еще какая-то у него есть чудесная…

– Ну и что? – сделал вид, что не понял, Константин. – Радовался бы. Не оскудела земля русская. Хоть один что-то делает…

– Он только что признался в связи с масонской ложей, – фыркнул Георг.

– Ну и что? – повторил генерал-адмирал. – Великое ли дело – десяток идеалистов, мечтающих о всеобщем благе. Они и ранее, при дяде еще в уставах писали… Что-то вроде: «Главнейшей же целью великая ложа почитает для себя усовершенствование благополучия человеков исправлением нравственности, распространением добродетели, благочестия и неколебимой верности государю и отечеству и строгим исполнением существующих в государстве законов». С декабристами бы не якшались, никто бы их и не трогал. Только наш господин Лерхе такой же масон, как я – наместник апостола Павла.

Моя шитая белыми нитками легенда рассыпалась от первого же порыва ветра. Я тяжело вздохнул и приготовился к отражению новых атак.

– Да как же, Костя?! Ты что же это? Думаешь, действительный статский советник Лерхе посмел мне сказать неправду?

– Саша, милый, – хохотнул великий князь, – я в который уже раз тебе говорю – ты слишком мягок. Тебе врут все подряд. Воруют безбожно. Жалуются, стонут, а ты им веришь. Чины раздаешь и должности. Так что пора бы уже привыкнуть… А этот вот господин не то чтобы тебя обманывает. Отец-то его, генерал-майор Лерхе, и правда в «Астрее» великим секретарем числился. А кто в его молодые годы не состоял в чем-нибудь этаком? Это лет с тридцать уже как было, но архив скорее всего сохранил. Вот и выходит, что связь в действительности существует. Только много ли с нее проку?

– Так как же иначе объяснить все эти его таланты?

– А что из им содеянного тебя больше всего удивило?

– Да хоть бы и схемы винтовок, – влез герцог. – Профессор Вышнеградский сообщил, что ничего подобного в мире еще не делается.

– Так и слава богу, Георг! Слава богу! Быть может, у нас в кои-то веки появится что-то стоящее. Или вы считаете, Герман Густавович не мог сам это придумать?

– Вышнеградский…

– Да поди ты со своим Вышнеградским… Спроси вон лучше нашего нового Сперанского, откуда ему выдумалось этакое-то? А? Что скажешь, Лерхе?