Как же ему хотелось не мешкая сделать Элизабет своею. Огромным усилием воли Николас взял себя в руки, заставляя себя не спешить. А Элизабет между тем гладила его покрытую темными курчавыми волосами грудь, не оставляя без внимания ни одну мышцу, и очередная волна яростного желания накатила на Николаса. Элизабет принялась покрывать легким поцелуями его шею и плечи, и Николасу показалось, что сейчас он сгорит в яростном огне.

Он опустил Элизабет чуть пониже и раздвинул ее стройные ноги. Его вздымающаяся плоть уперлась ей в бедро, и Николас почувствовал, как Элизабет напряглась.

— Расслабься, любовь моя. Я не сделаю тебе больно, — прошептал Николас и, прильнув к губам Элизабет, принялся гладить ее грудь. Вскоре он с облегчением ощутил, что сна начинает расслабляться.

Обняв Николаса за шею, она тесно прильнула к нему. Рука Николаса скользнула вниз, и он услышал, как Элизабет испуганно ахнула, ощутил теплую обволакивающую влажность, и ему показалось, что он больше не выдержит.

— Ты хочешь меня, Элизабет, — задыхаясь, прошептал он, осторожно поглаживая ее. — Хочешь так же сильно, как я хочу тебя.

Лицо Элизабет пылало, глаза потемнели, а нижняя губа чуть вздрагивала. Глядя на ее лицо, Николас начал потихоньку приходить в себя. Помутненный страстью разум снова стал ясным. Что же он делает? Ведь Элизабет — невинна. Он не может так поступить с ней!

Тихонько выругавшись, он осторожно коснулся ее лица.

— Я не должен этого делать, Элизабет. Мы не должны. Скажи, чтобы я перестал. Скажи, пока еще не поздно.

Элизабет покачала головой и, притянув его к себе, прильнула к его губам долгим, страстным поцелуем.

— Уже слишком поздно.

Николас и сам это понял: его возбужденная плоть уже вошла в Элизабет. И последний барьер, который Николасу оставалось преодолеть, был взят. Николас не был уверен, что Оливер Хэмптон не лишил Элизабет невинности в тот день, когда набросился на нее в кабинете. И сейчас поняв, что не Хэмптон, а он сам сделал Элизабет женщиной, Николас ощущал одновременно и облегчение, и чувство вины. Нет, он не заслуживает такого счастья!

Элизабет вскрикнула от острой боли, пронзившей все тело, однако Николас прижался к ее губам горячим поцелуем, заглушая этот крик. Элизабет ощущала, что Николас в ней, что он заполнил ее. Это было восхитительное, острое, ни с чем не сравнимое и немного пугающее чувство, которого Элизабет еще никогда не доводилось испытывать. Словно Николас одним движением подчинил ее себе, и теперь она целиком и полностью принадлежала только ему.

— С тобой все в порядке, любовь моя? — прошептал Николас.

Он приподнялся над ней, отчего на руках его напряглись мышцы.

Элизабет облизнула пересохшие губы.

— Да… Со мной все в порядке.

Наклонившись, Николас прильнул к ее губам глубоким, нежным поцелуем, заставившим Элизабет забыть обо всем и вновь почувствовать огонь желания. Боль утихла. Элизабет почувствовала, что ее бросает то в жар, то в холод. Николас ритмично задвигался, и тело Элизабет возродилось к жизни.

Легкий стон сорвался с ее губ. Элизабет вся подалась навстречу Николасу, инстинктивно раздвинув ноги еще шире, стремясь глубже вобрать его в себя, охваченная желанием быть к нему ближе. По телу ее пробегала сладкая дрожь, из груди вырвался полувсхлип-полувздох.

Застонав, Николас снова вошел в нее, движения его становились все мощнее, все требовательнее. Элизабет прикусила губу, чувствуя, как ее охватывает трепетный огонь. Она была как в тумане. Все куда-то исчезло, осталось лишь ощущение, что она растворяется в Николасе. Она изо всех сил вцепилась ему в плечи, чувствуя под руками мощь мускулов. Николас откинул назад голову, и его густые черные волосы коснулись рук Элизабет.

Внезапно Элизабет почувствовала, как внутри все сжалось. Что-то с ней происходило — странное, неукротимое и вместе с тем радостное. По телу разлилось блаженное тепло. И вдруг ее подхватила бурная волна и понесла куда-то вверх, в невиданные дали, к слепяще-яркому свету. Чувствуя, что не в силах больше выдержать эту сладкую пытку, Элизабет пронзительно вскрикнула и содрогнулась.

Еще два сильных толчка — и Николас, глухо застонав, последовал ее примеру. Тело его содрогнулось. Несколько секунд Николас еще возвышался над ней, опираясь на руки, потом, нежно поцеловав Элизабет в шею и губы, лег с ней рядом и притянул ее к себе.

Несколько минут оба молчали. Элизабет слышала неистовое биение его сердца. Ее собственное вторило ему в такт.

Элизабет не знала, что бы случилось, если бы она после всего произошедшего между ними просто заснула. Но было еще слишком рано, и ночь казалась слишком восхитительной, чтобы тратить ее на сон. Однако минута шла за минутой, а Николас молчал и не делал ни малейшей попытки к ней прикоснуться. Тогда Элизабет сама повернулась к нему и, приподнявшись на локте, запечатлела на губах Николаса нежный поцелуй.

— Элизабет… — прошептал он охрипшим голосом. — Бесс…

Элизабет легла на спину, и Николас, сжимая ее в объятиях, снова вошел в нее.

— О Господи! Я знаю, что не должен этого делать, но не могу остановиться. Я никак не могу насытиться тобой.

На сей раз он взял ее бережно и нежно. И вскоре они вновь вознеслись к вершинам блаженства, а потом заснули.

Перед рассветом Элизабет проснулась и, открыв глаза, взглянула на Николаса. Он не спал. Глаза у него были темные, затуманенные страстью. Она потянулась к нему, и он обнял ее и притянул к себе. Они снова любили друг друга, обстоятельно, не спеша, и Николасу казалось, что никогда ему не утолить страсть, которую вызывала в нем эта девушка.

Он вел себя так, словно боялся, что восход солнца вновь вернет их в ту жизнь, в которой нет места их любви. Элизабет стало грустно, однако она знала, на что идет, когда переступила порог этой комнаты.

«Что бы ни случилось, я никогда не пожалею о том, что между нами произошло, — подумала она. — Да и как можно пожалеть о самой прекрасной ночи в своей жизни? Даже если впереди меня ждет жалкое, безрадостное существование, я не буду предаваться унынию, не позволю ему сломить себя, как произошло с мамой. В самые тяжелые минуты я буду вспоминать эту ночь, которую провела в объятиях Николаса Уорринга, и благодарить Господа за то, что он ниспослал мне такое счастье».

Ник осторожно встал с постели, стараясь не разбудить Элизабет, оделся и отправился на конюшню. На душе у него

кошки скребли. Еще никогда в жизни он не чувствовал себя таким виноватым. Парнишка конюх отлично вычистил Акбара. Лошадь хорошо отдохнула и была готова к предстоящему трудному путешествию, чего нельзя было сказать о самом Нике.

Обернувшись, он взглянул в сторону увитого плющом здания, на окна комнат, расположенных над кухней, где он похитил у Элизабет девственность. Он отлично понимал, что поступает мерзко, однако не в силах был ничего с собой поделать. А должен был бы! Ведь он женат, и Элизабет никогда не сможет ему принадлежать. Она аристократка и его подопечная, а он затащил ее к себе в постель, как какую-нибудь проститутку, которых в изобилии поставлял в Рейвенуорт-Холл Тернер-Уилкокс.