— Аргументы, бесспорно, любопытные, но в данном случае они носят лишь академический характер. Аутопсия не проводилась, поэтому мы никогда не узнаем, были ли у нее структурные нарушения.

— Не обязательно, — сказал Джек. — Аутопсия не проводилась, но почему она не может быть сделана сейчас?

— Ты говоришь об эксгумации? — спросила Алексис, которая внимательно слушала их разговор.

— При условии, что ее не кремировали, — добавил Джек.

— Кремации не было, — ответил Крэг. — Ее похоронили на кладбище «Парк Медоу». Я это знаю, потому что Джордан Стэнхоуп пригласил меня на похороны.

— Полагаю, до того как вчинил тебе иск?

— Само собой. Именно поэтому я был так обескуражен, когда мне вручили уведомление и жалобу. Почему этот человек вначале пригласил меня на похороны, а потом предъявил иск? Это, как и все остальное, не поддается логике.

— И ты пошел?

— Да, пошел. Я был обязан это сделать. Я чувствовал себя виноватым, потому что не смог спасти эту женщину.

— А разве можно провести аутопсию, когда со времени похорон прошел почти год? — спросила Алексис.

— Заранее этого никогда не знаешь, — ответил Джек. — Здесь важную роль и грают два фактора: во-первых, как было забальзамировано тело и, во-вторых, насколько сухой оставалась могила. Имеет значение и то, насколько герметичен гроб. Все это невозможно узнать, пока не вскрыто захоронение. Но вне зависимости от состояния тела можно собрать довольно много информации.

— О чем вы там говорите? — крикнула из-за стола Кристина.

— Ни о чем, дорогая, — ответила Алексис. — Беги наверх, к девочкам, и собери свои вещи. Школьный автобус вот-вот приедет.

— Это могло бы стать моим вкладом в дело, — сказал Джек. — Я попробую выяснить, каким образом здесь в Массачусетсе можно добиться эксгумации и провести вскрытие. Это единственное, что я мог бы сделать, кроме моральной поддержки, естественно. Но решать, ребята, вам. Вы мне потом скажете, к какому решению пришли.

Алексис посмотрела на Крэга.

— Что скажешь на это?

— Если честно, то не знаю, что думать. Если аутопсия покажет, что у нее были серьезные врожденные кардиоваскулярные проблемы, при наличии которых задержка с отправлением в стационар не имела значения, я выиграю процесс. Но если вскрытие покажет, что инфаркт миокарда был более обширным, чем можно было ожидать, мое положение ухудшится. Мне это представляется пустой затеей.

— Сделаем так, — сказал Джек. — Я выясню детали и дам вам знать. А вы тем временем подумайте.

— Пожалуй, это неплохой план, — заметила Алексис и вопросительно взглянула на Крэга.

— Почему бы и нет? — пожал плечами Крэг. — Я всегда говорю — чем больше информации, тем лучше.

Бостон, штат Массачусетс

5 июня 2006 года, 09.28

— Прошу всех встать, — объявил судебный пристав. Из кабинета появился судья Дейвидсон. Черная мантия полностью скрывала его ноги, и казалось, что он не идет, а скользит по полу как призрак.

— Прошу садиться — сказал пристав, как только судья опустился в кресло. Джек оглянулся, чтобы сесть на скамью, не уронив при этом картонный стакан с кофе. Увидев, что, кроме него, никто не пронес в зал заседаний напиток, он смущенно поставил стаканчик рядом с собой.

Джек сидел рядом с сестрой. Зрителей было много, и это удивило Джека. Алексис тоже не понимала такого любопытства.

Утро в доме Бауманов было гораздо спокойнее, чем можно было ожидать. Хотя Крэг то и дело переходил из одного состояния в другое, между ними все же состоялся откровенный мужской разговор, и Джек стал чувствовать себя свободнее. Когда девочки уехали в школу, разговор продолжился, но теперь он шел в основном между Джеком и Алексис. Брат и сестра спорили, как они будут добираться в город и возвращаться домой. Джек настаивал, что поедет на своей машине. Он хотел сначала побывать в суде, чтобы увидеть адвокатов, а затем заехать в офис городского судмедэксперта, чтобы узнать о правилах эксгумации. Чем займется после этого, Джек пока не знал. Возможно, вернется в суд. Если же этого не случится, то они встретятся вечером дома.

Пока участники процесса готовились к началу представления, Джек изучал ведущих актеров. Чернокожий судья был похож на бывшую звезду университетской футбольной команды. Он подчеркнуто неторопливо раскладывал перед собой бумаги, негромко беседовал с секретарем и вообще всем своим видом демонстрировал властность. Джек решил, что он знает свое дело. Оба адвоката оказались именно такими, какими их описала Алексис. Рэндольф Бингем был образцом лощеного юриста, работающего в крупной фирме. Он говорил и двигался так, как и подобало такому человеку. Само собой разумеется, что и одет он был соответствующим образом. Тони Фазано был его полной противоположностью — молодой, нагловатый, в модном костюме и с массивными золотыми аксессуарами. В Тони присутствовала еще одна черта, о которой не упомянула Алексис, — он явно любовался собой. Тони и его помощница негромко, но весело беседовали. Они улыбались, пытаясь подавить вспышки смеха, и резко контрастировали с противоположной стороной, где царило ледяное достоинство и еле сдерживаемое отчаяние.

Джек внимательно оглядел присяжных, занимавших свои места. Группа была довольно разношерстной. Он подумал, что, если бы сейчас вышел из суда на улицу, первые двенадцать человек, которых он бы встретил, были копией этой группы.

Пока Джек изучал присяжных, Тони Фазано пригласил первого свидетеля. Это была секретарь Крэга Марлен Рихард, главной обязанностью которой была регистрация больных и ведение документации. Ее привели к присяге и предложили занять свидетельское место.

Женщина была довольно крупной и походила на волевую германскую фрау. Волосы стянуты на затылке тугим узлом, рот бульдожьей формы, глаза, пылающие воинственным огнем. Было нетрудно догадаться, что давать показания ей не хотелось. Судья по просьбе Тони объявил, что госпожа Марлен Рихард является, с точки зрения истца, недружественным свидетелем.

Тони начал допрос неторопливо. Он шутил, но, как казалось Джеку, безуспешно — фрау Рихард ни разу не улыбнулась. В отличие от свидетельницы многие присяжные шутки Тони встречали улыбкой. Джек сразу вспомнил слова Алексис о том, что Тони удалось установить хороший контакт с присяжными.

Тони зачитал предварительные показания Марлен, которые практически к делу отношения не имели — с Пейшенс Стэнхоуп в день ее кончины она не виделась. На приеме у доктора Баумана пациентка не была, и доктор Бауман дважды посещал ее на дому. Джек был удивлен, что Тони посвятил фрау Рихард столько времени, интересуясь ее отношениями с доктором Бауманом и подробностями ее личной жизни. Поскольку она работала с Крэгом пятнадцать лет, поговорить было о чем.

Тони продолжал вести допрос в добродушном, веселом стиле. Марлен поначалу игнорировала его тон, но флибустьерская тактика Тони начала давать плоды, и она стала закипать. В ее ответах появилось раздражение. Джек понял, что подобный стиль ведения допроса был избран адвокатом сознательно. Он хотел вывести свидетельницу из равновесия, хотел ее разозлить. Рэндольф, ощущая надвигающуюся опасность, постоянно вносил протесты — допрос затягивается и не имеет отношения к делу. В какой-то момент судья с ним почти согласился, но после короткой беседы с адвокатами — содержания беседы Джек, естественно, не слышал — допрос возобновился, и очень скоро на ответчика вылился ушат грязи.