— Обижаете, товарищ капитан! — осклабился Шпенёв. — Спросите кого угодно — вам скажут. Мы с Хунтой никогда туфту не гоним. Наши сведения хоть в ГРУ отправляй…

— …Ладно! — оборвал его Снегов. — Двинулись! Время дорого. Первая группа — вперёд! Надеждин, как перескочишь улицу тут же рассредоточься и прикрой проход остальных…

К четырём утра после бесконечных перебежек, переползаний, томительного лежания среди руин мы вышли к дому, за которым метрах в ста шумела по камням Сунжа. Ватник уже давно промок насквозь и ледяной дождь, казалось, сыпет прямо по голой спине. Руки от холода превратились в какие-то бесчувственные култышки. Переползая через один из проломов, я наткнулся ладонью на острый край арматуры, торчащей из бетона. Тупая короткая боль почти ни как не отозвалась в сознании, и только когда я почувствовал на коже странное тепло, я посмотрел на ладонь. Из глубокой царапины по пальцам бежала кровь, но боли не было. Только тепло растекающейся крови…

За кружку горячего чая я был готов отдать все богатства мира, но чай сейчас был несбыточной мечтой.

Темнота на улице стала потихоньку растворяться и сквозь неё, словно на негативе стали проявляться контуры унылого окрестного пейзажа, Тёмные изломанные силуэты полуразрушенных домов, деревья сквера напротив. С каждой минутой они всё гуще наливались предрассветной серостью, всё резче прочерчивали свои контуры.

Дом по соседству с нами уже час как оседлала рота, с которой шёл комбат. И вот теперь мы торопливо занимали оборону в пятиэтажке, стоявшей в центре небольшой улочки, что бы успеть к назначенному комбатом сроку. Наконец Снегов доложил комбату о готовности. И через несколько минут со стороны наших бывших позиций густо затрещали выстрелы. Где-то невдалеке ударила артиллерия. В полукилометре от нас, в глубине квартала, который мы обошли, полыхнули разрывы.

Время тут же ускорилось. Минуты побежали как пришпоренные, накладываясь одна на другую. Никитенко «шуманул» как надо. Казалось, целый полк снялся с позиций и наступает на занятый боевиками квартал. Неожиданно рядом со мной ожила радиостанция.

— Третий, ответь первому! — донёсся «изувеченый» эфиром голос комбата. «Третий» — позывной Снегова.

Вместо ответа Снегов трижды нажал тангенту вызова. — сигнал того, что он на связи.

— Метео передаёт — у тебя погода портится! Видимость двадцать пять — тридцать. Смотри пятёрку перед собой. Время плюс тридцать!

Снегов нажал тангету и несколько секунд не отпускал. Сигнал того, что информацию принял. Потом повернулся к нам с Надеждиным:

— Слышали? Разведка доложила, что чечи начали отходить к мосту. Отряд до тридцати человек. Минут через тридцать выкатятся на нас со стороны разбитой пятиэтажки.

Надеждин, ты держишь со своими первый этаж. Будь особенно внимательным. Если чеченов зажмём то им на улице деваться некуда будет — будут прорываться за стены. На тебя попрут. Оборудуй позиции на случай боя в доме. Мы тебя сверху поддержим, но тебя самого они смять не должны. Иначе слоёный пирог получится. До утра их не выкурим. И всем проинструктировать бойцов — огня без приказа не открывать! Довести до каждого «мохра». Ни звука без моей команды! Подпустить чечей в упор. Каждому выбрать себе цель. Пулемётчикам — отсекать их от сквера — не дать никому отойти назад. Снайперам — выбивать в первую очередь гранатомётчиков. Всё!

К бою!

И хотя мы их ждали, но появились чечены неожиданно. Это были опытные воины. Они не пошли по дороге между домами, где их могла бы ждать засада или случайно накрыть артиллерия. Они появились буквально из стен. Осторожные, чуткие. По одному, по двое выбирались на улицу через проломы в домах и тут же в скверике перед домом рассредоточивались, залегали, затаивались. Потом вперед пошла разведка. Трое боевиков. Один с пулемётом. Они одним броском перебежали через улицу и исчезли в среднем подъезде нашей пятиэтажки. Я замер. Неужели обнаружат? Охотничий азарт мгновенно высушил рот, и я судорожно сглотнул. Конечно, боевиков сразу уничтожат, но предупреждённая ими основная группа тот час отойдёт, и раствориться в домах, и вся с таким трудом выстроенная засада окажется бесполезной…

Но мгновение шло за мгновением, а тишину ничего не нарушало. Неожиданно из подъезда вышел один из чеченов и коротко свистнул. И от земли тотчас начали отделяться серые тени. Боевики бросились через улицу. Их было человек тридцать. Они бежали тремя группами, соблюдая дистанцию между собой, что бы случайный разрыв снаряда или очередь не могла зацепить две группы сразу. Это были опытные волки!

До, казавшихся им спасительными стен, остались считанные метры. Уже можно было различить лица бегущих. Бороды, глаза. И здесь Снегов коротко и жёстко рявкнул:

— Огонь!

Залп в упор нескольких десятков автоматов и пулемётов был страшен. На каждом боевике сошлись линии нескольких прицелов. Сотни пуль буквально смели группы, распяли их на уличном асфальте, изорвали в клочья. Всё было закончено за считанные секунды. Но это были настоящие бойцы! Даже раненные, умирающие они тянулись к оружию, пытались поднять его, направить в сторону врагов, последним движением нажать на курок. Но выстрелить никто не успел. Через мгновение всё было кончено. Стрельба прекратилась.

Только снайпера методично «обходили» тела контрольными пулями, да в тишине кто-то из лежащих страшно хрипел в предсмертной агонии, пока щелчок снайперской винтовки не оборвал этот хрип.

Пару минут стояла тишина. Потом Снегов повернулся ко мне и негромко скомандовал:

— Дрёмов, возьми пять человек. Соберите оружие и хорошенько обыщите трупы. Любые бумажки тащи сюда.

Я забросил автомат на плечё.

— Всё понял, сделаем!

— И осторожнее там! — уже в спину бросил ротный. — Пока в башке дыру пулей не просверлишь, к телу не подходи.

Ротный как в воду глядел!

…Всегда удивлялся живучести чеченов! Вот же воля к жизни! Иногда по шесть пуль в нём сидит, а он всё отстреливается. Железный народ!..

В группе, которая перебегала крайней справа, один из боевиков получил несколько пуль в живот и грудь, но остался в живых. А пуля снайпера, «обходившего» уже «забитых» чеченов видимо прошла вскользь. Чечен смог как-то незаметно вытащить из кармана «разгрузки» «лимонку» и теперь лёжа ничком в луже собственной крови, сжимал под собой гранату, что бы хоть напоследок прихватить на тот свет пару наших.

Его выдало простреленное лёгкое.

Обыскивая одного из убитых боевиков рядом с раненым чеченом, Шпенёв услышал свистящий клёкот выдоха и, с криком: «Здесь живой!» — тотчас растянулся на асфальте, прикрывшись как щитом мёртвым телом.

Поняв, что он обнаружен, боевик из последних сил приподнялся над асфальтом.

— Аллаху Акбар! — услышал я, падая на асфальт, хриплый выкрик, и краем глаза ещё успел разглядеть поднятую для броска руку. Но на половине замаха сразу несколько пуль распяли чечена не асфальте. Одна из них видимо перебила руку с гранатой, потому что тяжёлая чугунная ребристая картофелина упала прямо у уже мёртвой головы боевика.