Прикрытие разбежалось по ближайшим подворотням занимать позиции на случай засады или атаки чеченов, а я с женщиной укрылся за углом дома, наблюдая за работой сапёров.

Букреев брезгливо и осторожно шагнул в лужу и чуть не по колено провалился в невидимую под водой яму. Чертыхаясь, выбрался из неё. Зло посмотрел в нашу сторону. И начал часто «простукивать» жалом щупа воду перед собой. Так прошло с минуту. Неожиданно он замер и осторожными лёгкими уколами начал прощупывать что-то впереди себя. Потом он подал знак «внимание». Из кармана «разгрузки» достал моток грязной верёвки с самодельным крючком из проволоки на одном его конце, наклонился и, опустив руки по локоть в воду, что-то стал перед собой нащупывать. Наконец распрямился и осторожно зашагал к нам, разматывая за собой верёвку. Завернув за угол, он пронзительно свистнул — предупреждая всех об опасности, и осторожно потянул на себя верёвку. Она натянулась, и на мгновение показалось, что Букреев борется с какой-то спрятавшейся под водой сильной рыбиной. Наконец верёвка подалась, и сапёр осторожно начал выбирать её на себя. Когда у ног его уже свился целый моток, он осторожно выглянул из-за угла. Метрах в десяти от дома на асфальтовом пятачке лежала мокрая, в разводах жидкой грязи противотанковая мина…

…Букреев старался не смотреть на меня.

— И вот в той колдобине поставили. — Словно бы не замечая его подавленного состояния, деловито сказала женщина, подойдя к следующей залитой водой яме…

Через час группа вернулась к своим. В руках сапёры тащили четыре мины. За улицей до утра остались наблюдать пулемётчики.

В расположении роты состоялся короткий и жёсткий «разбор». «Механ» одной из «бэшек» контрактник Вовка Золотарёв бывший афганец, увидев сложенные на земле стальные «блины», без долгих объяснений двинул пудовым своим кулаком в лицо Букрееву. Тот как мешок отлетел к стене и съехал на землю. Из разбитого рта густо хлынула на подбородок чёрная в сумерках кровь.

— Ты что, сучий потрох делаешь? Да из-за тебя, сучёнок, наши кишки завтра со стен бы соскребали… — Он за грудки поднял Букреева с земли и размеряно, словно боксёрскую грушу, размолотил букреевское лицо, разбрызгивая во все стороны кровь. — Урод ленивый!..

— А ты чего глазками моргаешь? — Отшвырнув, обмякшего Букреева, он обернулся ко второму сапёру. — Тебе, что щуп в задницу надо воткнуть, что бы дошло, наконец, чем вы козлы играете?..

Сапёр, пригнувшись к земле, попытался было юркнуть между Золотарёвым и стеной, но на пол пути поймал глазом золотарёвский сапог и, рухнув на колени, скорчился от боли, заскулил. Но экзекуция на этом не закончилась. Через мгновение он был буквально вздёрнут за шиворот над землёй, и кулаки Золотарёва в два удара превратили его лицо в кровавую кашу.

На шум «разборки» из «бэхи» вылез наш старлей Иваньков с мутными от боли глазами. Шатаясь как пьяный, он подошёл к костру и зачерпнул кружкой чай из кипящего на углях котелка. Утром его сильно контузило. Чечен гранатомётчик как-то смог вычислить комнату, где ротный устроил свой «энпэ», и засадил туда гранату. Взрывом разорвало радиста «срочника» и размозжило голову лейтенанту артиллерийскому наводчику, приданному нам за день до этого от полкового дивизиона. Сам ротный чудом остался жив. Взрывной волной его вышвырнуло из комнаты, контузило и засыпало обломками стены.

Когда мы забежали в комнату, то сначала увидели лишь сучившего в агонии сапогами по полу лейтенанта артиллериста, чья сплюснутая до неузнаваемости голова страшно таращилась на нас чёрными дырами вырванных глаз. Потом в углу под разломанным столом у разбитой радиостанции нашли оплывавшее кровью туловище радиста. Ротного нигде не было и мы решили, что его вышвырнуло взрывом в окно и уже кинулись — было к лестнице, но тут кто-то услышал глухое мычание из под груды битого кирпича.

Когда мы раскопали старлея, стоять самостоятельно он не мог. Его то и дело рвало, из носа и ушей сочилась кровь. Конечно старлея надо было отправить в госпиталь, но он отказался эвакуироваться, пока не пришлют замену. В штабе с ним спорить не стали — после недели боёв из всех офицеров в роте кроме самого ротного оставался лишь лейтенант командир первого взвода — совсем ещё салага, и я — её старшина.

…Старлей молча наблюдал, как Золортарёв мордует сапёров. Он никак не вмешался в происходящее. И правильно! Пусть на своей шкуре узнают, что бывает за такие вещи. Это война, а не игра в песочнице. В другой раз будет наука…

Всё это время женщина молча стояла в стороне.

Я залез в десантное отделение «бэхи» и, вытащив из деревянного снарядного ящика под ногами пару картонных упаковок «сухпая», подошёл к ней.

— Спасибо тебе! Звать-то тебя как?

— …Нинель — Тихо и не сразу ответила женщина, как завороженная наблюдавшая за расправой над сапёрами. Наконец, она оторвалась от этого зрелища и повернулась ко мне:

— Но чаще Монеткой зовут. — Уже опять разухабисто, задиристо сказала она, широко улыбнувшись.

— Почему Монеткой? — Удивился я.

— Фамилия у меня такая. Монетка. А имя сложное — мало кто запоминает с первого раза.

— В общем, выручила ты нас, Монетка. Спасибо тебе. Вот, возьми. — Я протянул ей коробки с «сухпаем». — Всё чем можем! — и сразу почувствовал себя генералом из фильма «Горячий снег». — А после войны сочтёмся. К награде тебя представим. А пока своих накормишь. Муж, дети есть?

При этом вопросе лицо её дёрнулось, словно она услышала что-то страшное, пугающее. Я даже слегка растерялся. «Может быть, погибли?» — мелькнула догадка.

Но она быстро справилась с собой.

— Есть. Два сына. Один в армии. Сейчас служит где-то на Северном Флоте, второй школу заканчивает. А муж пять лет назад с молодухой в Находку сбежал.

— Все живы — здоровы? — на всякий случай переспросил я.

— Слава богу! — Выдохнула она. — Ну, я пошла. Я завтра вас найду…

…Я ещё слегка удивился этим её словам. «Завтра вас найду» — зачем?

Ночью по нам неожиданно отработали чеченские миномётчики. Три мины разорвались прямо в нашем дворе. Пять человек из роты было ранено. Одна мина попала точно в движок командирской «бэхи» и ротный Иваньков, отлёживавшийся в её десантном отделении, получил вторую контузию. «Беха» сгорела. Только по счастливой случайности никто не погиб.

На следующий день вечером Монетка опять появилась на нашей позиции. Как она нас нашла — не понятно. Ведь за сутки мы прошли почти два квартала. Причём не по прямой, а загибая фронт в сторону Сунжи, нацеливаясь на один из мостов через неё.

Я был в полуразбитом кирпичном гараже на совещании, когда она пришла. В пролом стены было видно, как она подошла к костру, где по обыкновению разогревались банки из «сухпая». Солдаты узнали её и усадили на ящик из под патронов, дали кружку с чаем.

К этому моменту нашего старлея уже эвакуировали, и его заменил капитан Снегов — замкомбата второго батальона. Снегов мне не нравился. Сивый, худой, вьедливый. Одно слово — сухарь! Ему в комендатуре служить — самое место или немцев в фильмах про войну играть. Но меня не спросили. Назначили Снегова и всё! Служи и подчиняйся.