Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Чем пахнет, не пойму? – спрашивала мама, заходя на кухню.
Она уже помыла холодильник, выбросила сгнивший лук из ящика, перебрала картошку, отмыла все полки в шкафу, а запах все равно стоял.
– Чем пахнет? – спросил папа, когда вернулся с работы и сел ужинать. – У нас кто-то умер и разложился?
– Сама не знаю. Уже все помыла, – пожала плечами мама. – Может, канализация или от соседей?
– Ты точно везде смотрела?
– Точно.
– Но так же невозможно жить!
Папа встал из-за стола и сам стал заглядывать во все углы. Обнюхал холодильник, ящики, но так и не определил источник запаха. Они с мамой обнюхали ванную и все комнаты. Мама перемыла полы во всем доме. Все равно пахло.
– Что ж такое? – возмущался папа.
Мама от отчаяния забрызгала всю квартиру освежителем воздуха с запахом розы. От этого папа чуть сознание не потерял.
– Что ты сделала? Тут же задохнуться можно!
В квартире стоял аромат стухшей в вазе воды. Папа открыл все окна настежь – проветривать. Мама сидела, закутавшись в плед, и стучала зубами.
– Может, хватит? – спросила она. – Я замерзла.
– Не хватит, – ответил папа.
Когда папа закрывал окна, он ударился о подоконник и так расцарапал себе руку оконной рамой, что маме пришлось вылезти из пледа и бежать за зеленкой. Одной рукой она держала папину руку, чтобы он не дергался, а другой – бутылек с зеленкой. Естественно, папа закричал «Ой, ой, больно!» и дернул рукой. Естественно, мама разлила зеленку на ковер.
– Что же это такое? – закричала она.
– Мамочка, – вышел из комнаты закутанный в одеяло Вася, – это болото.
Он смотрел, как родители бегают по квартире – нюхают, заливают все освежителем воздуха… Он держался до последнего. Но папина рана и залитый зеленкой ковер были уже слишком. Вася решил признаться – хуже уже не будет.
– Какое болото? – спросила мама.
– Для пиявок. Чтобы они потомство принесли. Ты же сама сказала, что они в болоте размножаются. Вот я и сделал болото. Оно уже готово. Там, под раковиной.
– Я же там смотрела, там ничего нет, – охнула мама.
– Просто я хорошо его спрятал, – сказал Вася.
Он вытащил детское ведерко – источник запаха.
– Какой ужас! – Мама зажала нос рукой.
– Это нам ужас, а пиявкам понравилось бы, – грустно сказал Вася. Он знал, что мама ведро выбросит.
– Надо это выбросить. Вынести на улицу.
– Да… не будет у меня потомства… не понянчу я маленьких пиявочек… – горевал Вася.
Началась учеба. Вася потерял интерес к пиявкам, зато заинтересовался девочками. С дачи позвонила бабушка:
– Васенька, спроси у учительницы, вам в класс не нужен попугай? Вместе с клеткой. А то он у меня замерзнет здесь, на даче.
– Хорошо, спрошу, – пообещал Вася. – Мама, спроси у учительницы про попугая. А почему он один? Куда второй делся?
– Улетел, – сказала бабушка.
– Что делать с попугаем? – спросила мама папу. – В школу его точно не возьмут.
– Может, тоже отпустить полетать? – предложил папа.
– А Васе что скажем?
Папа пожал плечами. Бабушка позвонила на следующий день и сказала, что спрашивать про попугая не надо. Птица не пережила первых заморозков и окочурилась. Бабушка при этом утверждала, что клетка стояла в ее комнате, где было натоплено. И совершенно непонятно, почему бабушка от холода не окочурилась, а птица превратилась в хладный трупик. Мама, когда услышала эту историю, поежилась. Смерть птички ее совершенно не удивила. Мама вспомнила, как любит спать бабушка и как в детстве приучала спать маму. Окна настежь, холод собачий и теплое одеяло. Если высунуть ногу – нога тут же становилась синей. Просто у бедного попугая одеяла не было.
– И в кого он так любит животных? – спросил папа, когда они с мамой пили чай вечером.
– В бабушку, – ответила мама.
Наташа была милым беспроблемным ребенком, милой очаровательной девочкой, милой девушкой. Жила в Иванове с матерью, Галиной Ивановной, которой не доставляла никаких хлопот – ходила в музыкальную школу, училась на одни пятерки, вышивала на пяльцах. У Галины Ивановны душа за дочь не болела, даже не екала. Никто не сомневался в счастливом и понятном Наташином будущем. Даже соседки по подъезду не сомневались. Наоборот, завидовали – дал же Бог такую покладистую дочку. Наташа должна была окончить школу с золотой медалью, поступить в пед, выйти замуж за хорошего паренька, поработать в школе, а потом, после родов, сидеть дома на хозяйстве. Да, родить Наташа должна была непременно двоих детей – мальчика и девочку. Мальчика – для мужа, для гордости, а девочку – для себя, для души.
Все так и складывалось. Наташа твердо шла на золотую медаль, готовилась к поступлению и в перерывах вышивала крестиком сложных картинных лебедей. То, что ее дочка-одиннадцатиклассница беременна, Галина Ивановна заметила, когда Наташа была уже на седьмом месяце. И то, когда заметила, не поверила своим глазам. Дочь всегда была крупненькой и на аппетит не жаловалась. Была бы Наташа как Наташа, если бы не живот и походка. Так же сидит, вышивает, уроки делает.
– Наташенька, а ты не беременна, случайно? – спросила ласково Галина Ивановна за ужином, все еще надеясь, что ей почудилось, привиделось, показалось…
Наташа спокойно кивнула. Галина Ивановна охнула.
– И давно?
– Семь месяцев.
Галина Ивановна молчала, лихорадочно соображая, что теперь делать и что еще срочно надо выяснить.
– А как же так получилось? – спросила она и машинально положила буханку хлеба вместо хлебницы в холодильник.
Наташа пожала плечами.
Галина Ивановна от переживаний достала хлеб из холодильника, нарезала весь батон и опять убрала в холодильник.
– А кто отец? – выдавила она наконец.
Наташа опять пожала плечами.
– Ты не знаешь? – охнула Галина Ивановна в ужасе, что кандидат на отцовство не один.
– Знаю, но он не будет отцом, – пояснила дочь.
– Как это? – спросила Галина Ивановна.
Потрясение начисто отбило у нее способность думать. Как будто она не знает, как это бывает.
– И что теперь делать? – Галина Ивановна опять достала из холодильника хлеб и гадала, куда его деть.
Наташа молчала.
– А ты точно знаешь? Ты уверена? Ты же… в общем… ни токсикоза, ничего… – Галина Ивановна начала потихоньку возмущаться.
– Уверена. Я была у врача. – Наташа отвечала спокойно, как будто рассказывала про контрольную в школе.