– Поймите меня правильно, я отчаянно хочу поселиться здесь. Моя семья тоже с нетерпением ждала переезда; мы уже готовились к нему, но потом кое-что случилось с моей женой.

– В каком смысле? Она передумала?

– Нет. У нее нашли рак груди. Все сразу изменилось. На лечение ушло время, на восстановление – еще больше времени, а пока она болела, мы не могли никуда ехать, так что я сдавал ферму в аренду. Время шло, мы были заняты другими делами, а потом оказалось, что дети выросли. К тому моменту, как Рейчел поправилась, было уже слишком поздно. Дети заканчивают школу; сейчас я не могу их никуда перевозить.

– Так что же, вы переедете, когда дети закончат школу?

– Вряд ли так скоро. Я точно не знаю, когда – определенно не в ближайшем будущем. Рейчел и дети всем довольны, они счастливы в городе. Пока я бы просто хотел привести ферму в порядок, вот и все.

За сломанным сараем, по самую крышу забитым навозом и окруженным металлическими контейнерами, поломанной техникой и горами пластикового мусора, стояли другие сараи, тоже огромные, тоже из гофрированного цинка, тоже наполненные грязной соломой и отходами жизнедеятельности животных. Между ними высилась гора навоза высотой почти с сарай. Громадная вонючая куча, из которой вытекали ручейки коричневой жижи и собирались в лужицы, хотя больше нигде на ферме не осталось ни капли воды, не высушенной солнцем. Том был прав: не нужно было никому давать свой номер. И зачем вообще этот Сэм позвал нас сюда? Мы даже не могли посоветовать ему местных подрядчиков, чтобы навести тут порядок.

– Проблем накопилось столько, что я уже был почти готов продать ферму. – Он потоптался в пыли, надвинул очки поплотнее и посмотрел вниз, в сторону ручья. – Но даже думать об этом почти невыносимо. Если я продам ферму, то откажусь от мечты вернуться к земле, а на это я просто не способен. Вот почему мне так понравилась «Соленая тропа». Я прочел ее и сразу же понял, что вы-то мне и нужны, вы меня поймете.

///////

В комнате стояла неподвижная тишина, пыльное, вековое безмолвие. Небольшая комнатка, уставленная библиями и другими книгами. Еще в ней была стойка со складными стульями и ряды коробок, полных рекламных объявлений о давным-давно прошедших встречах с авторами. Две женщины сидели и спокойно беседовали о какой-то общей знакомой, совершенно равнодушные к тому, что происходило в большом зале за дверью. Почему они сохраняют полное спокойствие, а я едва дышу? Спотыкаясь, я пробралась к двери, опрокинув по пути стул, мои ладони вспотели, и повернуть медную ручку удалось не с первого раза. Я выбралась на свободу. Наконец-то воздух, но куда мне податься? В туалет напротив: мое единственное убежище. Захлопнув за собой дверь кабинки, я задвинула щеколду. Главное, не забывать дышать.

Каменная церковь в девонском прибрежном городке была огромной. Если бы только я вошла через заднюю дверь! Тогда не увидела бы бесконечные ряды стульев, на которых сидело четыреста с лишним человек, и, возможно, не заперлась бы сейчас в туалете. Я не приезжала в этот город несколько лет. В последний раз я была здесь еще бездомной, мы прошли по тропе, которая ведет вверх с галечного пляжа, через город и дальше. Но вчера, когда мы с Мотом выглянули из окна гостиницы, в которой поселили нас организаторы фестиваля, и увидели, как люди идут по тропе в тускнеющем вечернем свете, нам показалось, что прошли не годы, а считаные дни. Я как сейчас помнила запах рыжей земли, которая окрашивала море, отбрасывая на набережную отсвет цвета ржавчины. Тогда мы проголодались, замерзли и отчаялись найти хоть какое-то место для ночевки до темноты, поэтому перелезли через ограду на поле для гольфа и заночевали на единственном плоском пятачке земли: у шестнадцатой лунки. На следующее утро мы любовались восходом солнца, свет отражался от красных скал сквозь густой туман с моря, превращая воздух в потустороннее розовое сияние, а смотритель поля со своими собаками стоял рядом и требовал, чтобы мы убрались до появления игроков. То утро до сих пор казалось мне более реальным, чем сегодняшние теплая постель, горячая вода и бесплатный завтрак. Оно все еще было рядом, настоящее, живое, и вибрация от оползня, которую мы слышали в ту ночь, все еще рокотала у меня в ушах. О боже, а что, если смотритель поля сидит сейчас в аудитории?

Осталось пять минут. За дверью послышался гул голосов.

Я отперла кабинку и нагнулась над раковиной, чтобы поплескать в лицо воды, забыв, что в кои-то веки накрасила ресницы. Я представила себе Мота, как он сидит в первом ряду и спокойно ждет моего выхода, и попыталась продышаться. Может быть, народу не очень много? Меня, наверное, просто отправили не в то помещение, и в церкви будет занято всего несколько мест. Задыхаться я перестала, но в зеркале все еще отражалось бледное испуганное лицо в черных потеках туши. Я попыталась отмыть тушь, но она оказалась водостойкой, и я полезла в сумку в поисках какого-нибудь средства. Бальзам для губ. Я густо намазала щеки жирным вазелином, как регбист перед потасовкой за мяч. Пока я вытирала лицо, мой телефон сообщил о приходе сообщения. Сэм. Снова Сэм. «Вы уже подумали над моим предложением?»

Как я могла подумать над его предложением? Чтобы даже осмыслить его слова, нужна такая вера в людей, какой у нас не было. Нужно доверие, которого мы, возможно, уже никогда больше не ощутим. Нужно оставить прошлое в прошлом, забыть, куда завело нас доверие в прошлый раз, и понадеяться, что теперь все будет иначе. Но мы не могли этого сделать, не могли просто забыть прошлое – наши шрамы были слишком глубоки и никогда не заживут. Мы никогда не сможем забыть. И, однако, сейчас Мот сидел в первом ряду, усталый, забывчивый, тихо ускользающий от меня в тень. Ему нужны были воздух, ветер, дикое небо и цель в жизни. Ему нужно было проводить дни в движении и на природе. Ему нужно было, чтобы мир природы окутал его своим утешительным зеленым плащом и помог снова обрести ту силу, которую он нашел на тропе.

Осталось две минуты.

Гул голосов перерос в громкое эхо, оно усиливалось под высокими сводами. Наверняка все дело в этом. Людей мало, но шум отдается от стен и крыши.

Я вернулась в ризницу, где стояли женщины и ждали меня.

– Ты куда пропала? Пора выходить на сцену.

– Мне нужно было глотнуть воздуха. Вы готовы? Пошли?

///////

Склоны долины были пологими и придавали ей форму перевернутой капли воды, а на дне протекал ручеек. Сбоку от недавно посаженных молодых яблонь, где-то за колючими кустами, стлаником и проволокой слышалось журчание воды. Но источника мы не видели. Звук движения, цикл воды. С суши в море, в небо и назад на сушу. Полный круг.

– Считается, что это одно из тех мест, которые вдохновили Кеннета Грэма на написание «Ветра в ивах». Посмотрите-ка на это старое издание, – Сэм вынул из сумки «За диким лесом», книгу о жизни Грэма. – Много лет назад я купил ее в благотворительном магазинчике, потому что мне понравилась картинка: вот ручей, а на заднем плане самое высокое поле на ферме. Я тогда и представить не мог, что когда-нибудь куплю это место. Я же говорю, это мечта.

На обложке действительно был изображен очень похожий ландшафт. Мот, стоявший у Сэма за спиной, удивленно поднял брови. Кто этот человек и что мы тут делаем вместе с ним?