Он окинул взглядом ее квартиру, и Грейс с минуту не отвечала.

– Я не хочу переезжать на север, – наконец сказала она печально. – Я там задыхаюсь. Я долго там жила и больше жить там не хочу. Я люблю южную часть Манхэттена, – с грустью заключила Грейс.

– На мой взгляд, там слишком опасно, – со вздохом сказал Боб.

Виллидж, Трайбека, Сохо – все районы, которые они любили, были похожи на зону боевых действий и такими останутся еще долго. Нигде не было электричества, а в некоторых частях города его не будет еще многие месяцы. И все здания сильно пострадали. Все жители, даже те, кто жил на верхних этажах, будут вынуждены переехать по меньшей мере на полгода, до тех пор пока не восстановят энергоснабжение, водоснабжение и канализацию.

Оставшуюся часть дня Грейс молчала, пока они выбрасывали вещи из квартиры, многие из которых были красивыми и дорогими, а некоторые – незаменимыми. Диваны, обтянутые белым мохером, не подлежали восстановлению, так же как и ее великолепные ковры. А кресла с мягкой обивкой она собиралась отослать реставраторам. Но Элен знала, что многие деревянные предметы обстановки, в том числе антикварные, спасти не удастся. Очень многое было отправлено в мусорный контейнер, и, когда они возвращались на север, Грейс выглядела уставшей и немного подавленной. Этот день был тяжелым для всех них, и работа по расчистке завалов в квартире была никоим образом не закончена. Элен сфотографировала для страховой компании все, что они были вынуждены выбросить. Все обитые тканью предметы обстановки были пропитаны сточными водами и отчаянно воняли, так что их нельзя было оставить в квартире для того, чтобы показать оценщикам. И их сфотографировали, а потом выбросили.

Когда они добрались до Централ Парк Вест, Грейс ушла к себе, чтобы прилечь. А Элен позвонила в Лондон Филиппе, своей помощнице, чтобы рассказать ей обо всем, что случилось. После этого Боб и Элен отправились на кухню выпить чаю. Они оба были измучены, а Элен переживала из-за матери, которая настаивала на том, что хочет отремонтировать квартиру и вернуться туда.

– Это слишком опасно, – с несчастным видом сказала Элен, и Боб согласился с ней.

– Может быть, она еще не готова признать поражение, – улыбнулся он. – Она настоящий боец. И не сдается так легко. Но она не глупый человек. И, может быть, в конце концов, придет к разумному решению. В настоящий момент она хочет оценить обстановку. Иногда трудно съехать с насиженного места, – сказал он с задумчивым видом. – Мне понадобилось много времени, чтобы расстаться с той жизнью, которую я вел в Калифорнии. Мы с женой развелись, но я надеялся убедить ее попробовать начать все сначала. А потом она умерла. Я хотел остаться там и до конца жизни благоговейно хранить в душе ее образ. Но, в конце концов, я осознал, что цепляюсь за воспоминания о женщине, которая не хотела жить со мной, которой не нравилось быть за мной замужем и которой я сам вообще не слишком нравился. То, что она умерла, заставило меня в течение нескольких лет тешить себя иллюзиями о том, как сильно мы друг друга любили. Но я не уверен, что мы когда-нибудь вообще любили друг друга. Наш брак был неудачным с самого начала. В конце концов я сдался, продал дом, избавился от всего и переехал сюда. И после этого стал чувствовать себя намного счастливее. Иногда мы теряем очень много времени, оплакивая то, чего на самом деле и не имели. Единственное, что мне здесь не нравится, – это то, что я живу так далеко от моих детей. Они любят Калифорнию, и они уже взрослые, и у каждого из них своя жизнь. Они оба живут в Лос-Анджелесе. Мой сын – кинорежиссер, а дочь – юрист, специализирующийся в шоу-бизнесе. И если бы я остался жить там, я постоянно болтался бы поблизости, раздражая их своим желанием как можно чаще видеть их. А здесь у меня своя жизнь, и мне намного лучше в Нью-Йорке. Здесь я живу. И я никогда не любил Лос-Анджелес, пока жил там, пусть даже им он и нравится. Мы не можем цепляться за своих детей. После того как они вырастают, мы должны научиться жить без них. Иногда это трудно принять, но так устроена жизнь. Посмотрите на себя – вы живете в Лондоне, а ваша мать здесь. Она не пытается навязываться вам, как и я не могу навязываться своим детям.

Элен с задумчивым видом слушала его, словно он сказал ей что-то такое, чего она не знала. Для него было редкостью так откровенно говорить о себе, но рядом с ней он чувствовал себя очень комфортно. Обычно он был немногословен и не любил рассказывать о своей личной жизни.

– Почему-то я считала, что дети – это навсегда, – печально произнесла Элен.

– На самом деле это не так. Теоретически вы правы, но в действительности они вырастают и уходят из дома, как и должны. И я не могу жаловаться на своих детей. Когда они росли, я уделял им мало внимания. Я все время что-то писал и был занят своей работой. Поэтому у них нет причин проявлять слишком большую заботу обо мне. И у них должна быть своя собственная жизнь. Так что я живу и работаю здесь, а они очень заняты и счастливы в Лос-Анджелесе. Мы с удовольствием видимся друг с другом, но обычно эти встречи бывают короткими. Так что мы недолго имеем детей при себе. Жаль, что я не знал этого, когда они были маленькими. Тогда я, возможно, находил бы для них больше времени.

Элен видела в его глазах печаль, и ей стало жаль его. Но он заставил ее осознать, что дети, которых она так страстно хотела иметь, недолго остаются детьми. И они недолго будут принадлежать ей, особенно если Джордж поступит по-своему и отправит их в интернат в семь или в девять лет. И они будут маленькими такое короткое время.

– И мы должны сами найти, чем заполнить свою жизнь, когда они вырастают, – тихо проговорил Боб. – А это не всегда легко сделать. И это делает более важными и наши отношения с партнерами, и нашу работу, как в моем случае. Я живу в мире фантазий, – грустно сказал он. – Мои книги заполняют всю мою жизнь. В некотором смысле так было и всегда, – признал он. – Они заполняли ее больше, чем мои дети и моя жена. Она была права, когда развелась со мной. Я был отвратительным мужем. Я тогда думал только о своей карьере и о том, чтобы попасть в первые строки списка бестселлеров. Этого мне удалось достичь, но я разрушил свой брак. Нельзя иметь все, я полагаю. – А он был, безусловно, одним из самых успешных писателей в мире. Но, похоже, он заплатил за этот успех высокую цену. – Иногда мы делаем неправильный выбор, – сказал он с явным сожалением.

Ее мать говорила ей то же самое.

– И вы больше не женились? – спросила Элен, наливая им по второй чашке чая.

Боб покачал головой.

– Нет. После того как я избавился от иллюзий о своем идеальном браке, которого у меня никогда не было, и взглянул правде в глаза, я пришел к выводу, что семейная жизнь не для меня. Поэтому я решил остаться при своих книгах. И, похоже, выбрал правильный путь.

Но Элен казалось, что этого недостаточно. По ее мнению, он выглядел очень одиноким человеком. Она подумала, что, может быть, это удел всех писателей. Они были одиночками, как моряки, влюбленные только в море. Боб, казалось, был тоже влюблен в свою работу, хотя он был не стар и в свои сорок девять лет мог еще повстречать кого-нибудь, пусть даже пока этого и не произошло. Но его слова о детях запали ей в душу. Все это, судя по его словам, было таким эфемерным, таким временным и кратким. Дети вырастают и уходят. А в окружении Джорджа их отправляют из дома и вовсе совсем маленькими. Элен думала, что сможет переубедить его в этом отношении, но, возможно, она ошибалась. И она была бы отчаянно несчастной, отсылая из дома ребенка семи или даже десяти лет, особенно после всего, через что ей пришлось пройти, чтобы родить его. Она захотела бы держать детей при себе настолько долго, насколько это было бы возможно. Но не отправить сына в Итон показалось бы Джорджу святотатством.