Уголовное дело раскрутили на всю катушку. Хорошо еще учли, что, очнувшись после припадка, Геракл явился с повинной. Приняли во внимание и состояние невменяемости, а также положительные характеристики с места работы и с места жительства. Срок скостили, но зато отбывать наказание присудили не на зоне, как всем порядочным зэкам, а в услужении у тиринфского царя Эврисфея.

И уж лучше бы отправили на Колыму, в колонию строгого режима. Потому что этот самый Эврисфей был не человек, а жалкий и трусливый, извините за эллинское выражение, сатир, по-нашему козел. К великому эллину относился крайне плёво. То и дело придумывал для него такие задания, на которых только взыскание схлопотать можно.

Колдыбанцам подобные горе-начальники знакомы. Самосудов сразу же идентифицировал Эврисфея с полковником Фараоновым, которому только подавай особо опасные преступления. Безмочалкин узнал во вредном царьке Неумывакина, который хотел бы мужское помывочное отделение уподобить по чистоте женскому. Молекулов установил абсолютное сходство эллинского деспота с директрисой Рогаткиной, которая из нормальных ребят мечтает сделать вундеркиндов. А Профанов даже предположил, что председатель общества «Знание — сила» Сократов — вообще прямой потомок Эврисфея. Иначе с какой стати ему не дает покоя тот факт, что люди сладко спят на лекциях нашего Профанова? Ведь крепкий сон — это истинное благо.

Так вот, этот древний Фараонов-Неумывакин-Рогаткина-Сократов велел Гераклу убить одну такую гидру. Если откровенно, то она этого вполне заслуживала. Во-первых, гидра была порождением Ехидны. Во-вторых, внешней привлекательностью не отличалась: тело змеи плюс девять драконьих голов. Вот и вся красота. К чему такая прелесть? Только честных людей пугать. И, наконец, вела себя гидра в быту отнюдь не примерно: уничтожала стада и поля, совершенно не задумываясь о том, что же будет в результате такой ее деятельности на полках продовольственных магазинов. В принципе, таких гидр, конечно, давить надо, но… Но дело в том, что одна из девяти драконьих голов этого чудовища была бессмертной.

Эврисфей об этом знал. Тем не менее отдал приказ Гераклу: принеси мне эту тварь дохлой. Понятна интрига? Явно надеялся царек, что голову сложит сам Геракл Зевсович…

— Как вихрь свистела в воздухе палица Геракла, — строчил назубок Ухажеров. — Одна за другой слетали драконьи головы, но гидра все-таки была жива…

Вот такие пироги. Помучился с этой девятиголовой нечистью наш бедный зэк-полубог. Не меньше девяти, нет, девяносто девяти потов с него сошло. Но все-таки вдолбил в каждую гидрову башку, что она смертная. Приносит бездыханное чудовище Эврисфею. Дескать, любуйся, босс. Пиши благодарность с занесением в личное дело. Да и пайку дополнительную, то есть премию, не мешало бы подкинуть. И что бы вы думали?

Как завопит этот жалкий трус: «Ой, какая страшная! Ой, боюсь! Убери эту дрянь с глаз моих долой, а то я в обморок упаду!»

Вот они, начальнички! Думают, с девятиглавыми драконами сражаться — все равно что с секретаршей в потайном кабинете семечки лузгать…

— Лично меня второй подвиг Геракла вдохновляет, — сказал Самосудов. — Он должен быть исполнен один в один. Особенно точно надо повторить заключительный эпизод. Представляю, как запрыгают от ужаса погоны полковника Фараонова, когда он увидит сразу девять голов, принадлежность которых приписывается одному пострадавшему. Сколько уголовных дел заводить? Девять или все-таки одно? Причем и в том и в другом случае получишь из области нагоняй. Точнее, девять, а может, и все девяносто девять нагоняев.

Безмочалкин, Молекулов, Профанов тоже очень живо представляли заключительную сцену. Неумывакин с испугу побежит прятаться в женскую парную, где ему от души и припарят, и примочат. Сократов же лишится от страха сна и будет умолять Профанова усыпить его своей лекцией. Директриса Рогаткина, правда, нервами покрепче упомянутых деспотов, ибо под дверь ее кабинета тот же Антоша Добронравов подбрасывал еще и не такую дрянь. Так что ее не испугаешь, а разве что только разозлишь. Но Молекулов надеялся, что школьный Эврисфей в юбке так затопает ногами со зла, что, по крайней мере, у нее отвалятся каблуки, а может, и осыплется импортная пудра, которой она так дорожит.

Хитро улыбался и Роман Ухажеров. И хотя он ничего не сказал, ход его мыслей был ясен. Рогнеда при виде жуткой гидры наконец-то поймет, что ее единственное спасение от всех ужасов мира — на груди Ухажерова. И сама бросится ему в объятия.

Короче, мы завелись.

— Гидру! — вскричали мы. — Подать сюда гидру! Мы повергнем ее во прах!

Хорошо прокричали. Прямо как завсегдатаи ресторана «Москва». Это там за бешеные деньги тебе что хочешь приволокут. Хочешь гидру? Пожалуйста, кушать подано. И филе из туловища змеи, и заливное из девяти драконьих голов. Но в «Утесе» порционные блюда не предусмотрены. Ждут-пождут колдыбанцы, однако объект нового героического деяния не появляется.

А между тем уже наступает момент истины. Опять, значит, тупик? И тут…

— Атас! — услышали мы радостный вопль.

Это кричал, конечно же, юный впередсмотрящий многократный второгодник и наша будущая смена Антоша Добронравов.

— Гидра! — ликовал он. — Слева по борту вижу гидру.

Мы взглянули в указанном направлении и невольно вздрогнули. Со стороны Пемзенской равнины, где нашли себе вторую родину колорадские жуки, а если ближе — со стороны Дома культуры резинового комплекса, который славится высоким охватом населения культурно-массовой работой, к «Утесу» приближалось существо, каковое можно было смело идентифицировать с гидрой, она же дракон.

Существо по фамилии Краснощеков прибыло на берега Волги из Пемзенской области, где отличилось на ниве культурно-массовой деятельности. В Колдыбане оно подвизалось на той же ниве, а именно заведовало соответствующим отделом в Доме культуры орденоносного комплекса технической резины.

Краснощеков воцарился на этой ниве еще в старые советские времена. Причем гораздо быстрее, чем колорадский жук — на картофельных нивах Поволжья. Оно и понятно: на колорадского жука ополчились всем миром. Краснощекова же никто не обрызгивал с самолетов ядами, не давил кованым сапогом и даже пальцем никто не трогал. Более того, начальство носило его на руках. Краснощеков знал, как подъехать к начальству.

— Я прибыл сюда по зову сердца, — заявил он, представляясь директору комплекса Каучукову. — Мой долг — прославить ваше предприятие и вас лично на всю страну.

Колорадско-пемзенский жук твердо обещал, что о колдыбанских резинщиках будет писать центральная пресса, их будет показывать центральное телевидение, а директора Каучукова восхвалят даже настенные календари. Причем для достижения таких обольстительных перспектив потребуется не работать до седьмого пота, а наоборот… отдыхать. Разумеется, речь идет о досуге не безалаберном, но по специальной системе НУД.

— Кто за НУД, тот КОЗЛИ! — провозгласил жук Краснощеков.

«Что это за козлы, да еще занудные?» — удивится читатель.