— Так ты не обидишься на меня, если я женюсь на Оле?

— Значит, её зовут Оля… Нет, не обижусь. Я буду за вас рада.

— И мы останемся друзьями?

— Останемся… — а про себя добавила: — Наверное.

В этот раз Богдан только и ждал момента, чтобы уйти. Надя, опять угадав его желание, сказала:

— Ой, прости, Богдаш, совсем забыла. Я же ещё не занималась сегодня. Не хотелось бы пропускать. А то потом разленюсь.

Девушка, откинув плед с колен, развернула свою коляску и направилась к выходу.

— Тебя отвезти?

— Не надо, я сама, а то ещё привыкну, — то ли весело, то ли горько рассмеялась Надя, — ты заходи, когда будешь в городе. Я тебе желаю счастья. И… спасибо за всё, что ты для меня сделал. За всё, за всё!

Богдан вышел из комнаты, чувствуя себя последней сволочью. Но любовь зла и эгоистична. Этим же вечером он сидел в автобусе по пути в Тарасов и предвкушал приятное объяснение в любви с Олей.

Весь Мир рухнул в одночасье. Жизнь остановилась. Надя, конечно же, не поехала в спортивный зал, а, объехав вокруг дома, вернулась в свою комнату, закрылась на ключ.

«Господи, за что? За что ты так наказываешь меня? Почему я не могу быть такой, как все? Что во мне такого особенного, что я должна так страдать. Что вообще со мной не так? Чёрт! Я даже зареветь не могу! Сволочь! Скотина! Как он мог!»

— Но ты же сама хотела, — нашёптывала другая половина сознания.

— Нет, не хотела, — отвечала первая, — думала, что так будет лучше. Но разве это лучше, когда мужчина предает женщину?!

— Откуда тебе знать, что лучше, а что не лучше. Вот ты опять ищешь оправдание своим поступкам и обвиняешь другого человека в своих несчастьях.

— Но он меня предал!

— Нет, он просто влюбился, и это не его вина…

— А чья? Чья вина?!

— Твоя, Надежда, твоя. Может, ты и не собиралась этого делать, но ты это сделала. Сама. Своими, как говорится, руками… никто тебя не заставлял… теперь плати свою цену и бери ответственность…»

Надя сидела в своём кресле, смотрела невидящими глазами в окно, а в её милой головке мысли устроили дебаты.

За окном алел закат. Легкий ветерок шелестел листвой, и ей слышалось, что кто-то говорит ей: «Ос-с-собенная, с-сильная, осс-собенная, с-сильная…»

Она подъехала к холодильнику. Надоело всё до смерти! Вот она, спасительная жидкость забвения. Она взяла бутылку в руки и замерла. Холод стекла приятно освежал руки. Она приложила бутылку к пылающему лбу, шее… закрыла глаза и… увидела Эйнштейна, который стоял у входной двери и укоризненно качал головой.

«Господи, я сошла с ума. Сколько работы проделано, чтобы остановиться…» — она открыла глаза. У двери никого не было. Надя посмотрела себе на руку, где маленьким огоньком горел рубинчик.

«Если ты проживёшь свой день в горе, он так и останется навсегда…»

Надя со всей силы запустила бутылку в стену. Маленькие вспышки заката заискрились в разбитых кусочках стекла и каплях водки.

— Никогда-а-а-а-а!!! — закричала она что есть мочи. — Никто-о-о! Никогда-а-а не сделает меня несчастно-о-ой! Никто… никогда… никто… никогда… — повторяла она, как завороженная, снова и снова.

— Скотина! Предатель! У-у-у-у-у, — взвыла девушка.

Только теперь, выпустив на волю «зелёного змия» из бутылки и своего собственного из души, девушка залилась слезами.

Вдруг она почувствовала чьё-то лёгкое касание. Подняла заплаканное лицо. В комнате никого не было, но озорной ветерок влетев в окошко, лёгким дуновением погладил по лицу, коснулся волос.

«Ну вот, — подумала Надя, — даже ветер меня жалеет…»

Ещё эти ноги… Неужели так и не суждено… Она сильно стукнула по коленям кулачками.

— Ой-ой! Больно как!

Больно? Больно… Больно! Девушка наклонилась и стала растирать ноги. Боль от удара прошла, но появилось покалывание в обеих конечностях.

«Господи, неужели…» Сердце забилось быстрее.

Попробовала пошевелить пальцами ног. Нет, не шевелятся.

Ошиблась. Или нет?

Она подкатила кресло ближе к кровати и перебралась в постель. С тех пор как Надя села в инвалидное кресло, её руки стали сильными и умелыми, грудь высокой и упругой. Тренировки сделали позвоночник стройным и гибким. Она даже не замечала, как легко перемещала своё тело в пространстве. Вот если бы ещё начать ходить…

Уставшая от эмоций и нечеловеческих усилий, которые она прикладывала, чтобы держать свои чувства в ежовых рукавицах, уснула, едва голова коснулась подушки.

Как много порой значат сны в нашей жизни. Как много в них информации, которую мы частенько не замечаем или игнорируем. Вы что, не верите в это? Надя верила. С некоторых пор она не просто пыталась разгадать, о чём ей вещал сон, а и просила подсказки, если не знала, как ей следует поступить в той или иной ситуации.

Этой ночью ей снилась река. Она стояла на берегу и видела, что начиналась река с тоненького ручейка, который петлял и извивался. В одном месте он даже почти пересох, но потом откуда-то набрал силы и превратился сначала в небольшую речушку, которую можно было легко перепрыгнуть, потом в широкую полноводную реку. Ей было очень интересно узнать, куда впадает эта река, но сколько Надя могла видеть, поток становился только шире и величавее.

На том берегу, где стояла девушка, росли сосны, цвел боярышник, и весь он был усеян цветами. На другом — растительности не было. Огромные тёмные валуны топорщились из серого песка, как могильные плиты. Там же стояли люди. Много людей. Надя стала приглядываться, может, она знает кого-то из них? Да, вон же женщина, очень похожая на Тамару. Она волочит за собой какой-то мешок. Ой, нет, это не мешок, это ребёнок! Она тянет его за руку, а он не хочет идти. Или не может? Вдруг к Тамаре подбежал мужчина, очень похожий на её отца, и стал бить её по лицу.

— Не надо! Не бей её! Не надо! — кричит Надя изо всех сил, но никто её не слышит. «Надо переплыть реку и помочь ей», — думает Надя, но ноги как будто приросли к траве, на которой она стоит. Она не может пошевелиться.

«Ну да, я же парализована»…

В стороне от Тамары и её отца — двое других Надиных обидчиков.

«Они же умерли в тюрьме… Как это они здесь очутились?»

Скользнув по ним взглядом, она увидела третьего. Смуглого. Он стоял на четвереньках, низко опустив голову.

«Чего это он, как собачка…»

Он поднял голову и посмотрел на неё. Мольба. Тоска. Боль.

«Больной, наверное», — промелькнуло в мыслях.

А там, далеко, посреди реки, плывёт кто-то. К ней плывёт. С того берега на этот.